Убийство в магазине игрушек
Шрифт:
Потому что то, что лежало на полу, было телом пожилой женщины. И, вне всякого сомнения, она была мертва.
Как ни странно, это его не удивило: фантом обрел очертания, мистическая привлекательность пустого магазина игрушек больше не дразнила его воображение, найдя объяснение. Но тут он себя одернул: при виде тела, лежавшего на полу, рассуждать наобум не следовало. Осознавая, что света карманного фонарика недостаточно, он вернулся к двери и попытался включить свет, но ничего не получилось, так как под дешевым абажуром с оборочками не было лампочки. Кажется, он видел свечу на столике в коридоре? Да, она была на месте, и ему не составило труда зажечь ее. Он оставил фонарик на столике и, вернувшись в гостиную, установил свечу на полу рядом с телом женщины.
Она лежала на правом
Зрелище было не из приятных: оно было темно-фиолетового цвета, так же как и ее ногти. В углу приоткрытого рта, в глубине которого поблескивала золотая пломба, скопилась пена. В шею врезался тонкий шнур, крепко стянутый сзади. Он так глубоко утонул в складках плоти, что его почти не было видно. На полу возле головы застыла лужица крови. «Результат резкого удара пониже макушки», – понял Кадоган. Он пощупал кости черепа, но, насколько он мог судить, они не были сломаны.
До этого момента им руководило всего лишь бесстрастное детское любопытство, но прикосновение к трупу резко привело его в чувство. Кадоган поспешно обтер свои пальцы от крови и выпрямился. Он должен добраться до полиции как можно быстрее. Что еще стоило заметить? Ах да! Золотое пенсне, разбитое, рядом с ней на полу… Тут он внезапно застыл на месте, нервы напряглись, как провода под током.
Какой-то звук донесся из коридора.
Еле слышный, неопределенный звук, но сердце учащенно забилось, а руки задрожали. Странным образом до сих пор ему не приходило в голову, что убийца этой женщины мог все еще находиться в доме. Обернувшись, он пристально вглядывался в темноту за полуоткрытой дверью и ждал, застыв на месте. Звук не повторился. В этой мертвой тишине часы на его запястье тикали, казалось, так громко, как кухонный таймер. Он понимал, что если кто-то там есть, то все решают выдержка и нервы: тот, кто шевельнется первым, уступит преимущество противнику. Минуты тянулись бесконечно долго: три, пять, семь, девять, – словно космические эоны. И благоразумное терпение начало истощаться. Какой-то звук? Ну и что? Дом, словно остров Просперо [16] , был «полон шумов». В любом случае что пользы стоять в неестественной позе, словно восковая фигура? Вдобавок мышцы ныли от неподвижности, и наконец он пошевелился, взяв свечу со столика и с величайшей осторожностью вглядываясь в коридор.
16
Шекспир У. Буря. Акт 2. Сцена 2: «Не бойся, этот остров полон шумов и звуков, нежных, радостных, невнятных порой». Пер. М. Кузмина.
Коридор был пуст. Другие двери по-прежнему закрыты. Его фонарь стоял на столе, там, где он его оставил. Нужно выбраться из этого отвратительного дома как можно быстрее и добраться до полицейского участка. Он взял фонарик, задул свечу и поставил ее на место. Щелчок кнопки, и…
Фонарь не зажегся. Полминуты Кадоган яростно, но безрезультатно сражался с фонарем, пытаясь зажечь его, пока наконец не понял, в чем дело: фонарь в его руке казался непривычно легким. С тяжелым предчувствием он открутил донышко в поисках батарейки. Она исчезла.
Оказавшись в ловушке темного, как деготь, пахнущего плесенью коридора, Кадоган внезапно потерял самообладание. Он слышал мягкий глухой звук приближающихся шагов. Он помнил, как вслепую запустил на звук пустым фонарем и как тот ударился о стену. И скорее почувствовал, чем увидел, яркий луч света, вспыхнувший за его спиной. Затем – тупой, чудовищный удар, от которого его голова, казалось, взорвалась вспышкой ярко-красных слепящих искр; он слышал пронзительный взвизг, словно ветер в проводах, и последнее, что он видел: ярко-зеленый шар, крутящийся и уменьшающийся до полного исчезновения в чернильной темноте.
Он очнулся с раскалывающейся от боли головой и неприятным вкусом в пересохшем рту и через минуту встал, пошатываясь, на ноги. Накативший приступ тошноты заставил его опереться о стену, тупо бормоча что-то себе под нос. Немного погодя в голове прояснилось, и он смог осмотреться вокруг. Он находился в маленькой, чуть больше чулана, комнатке, набитой разными средствами для уборки: здесь были ведро, швабра с тряпкой, щетки и жестянка с мастикой. Слабый свет, проникавший через маленькое окно, заставил его взглянуть на часы. Половина шестого. Он был без сознания четыре часа, и сейчас уже начинало светать. Почувствовав себя немного лучше, он осторожно тронул дверь. Она была заперта. Но окно! Он не верил своим глазам: окно было не только не заперто, оно было открыто. Он с трудом забрался на какой-то ящик и выглянул наружу. Комнатка находилась на нижнем этаже, и перед его глазами лежала узкая полоска пустынного, заброшенного сада, по обеим сторонам которого тянулась деревянная крашенная олифой изгородь, кончавшаяся полуоткрытой калиткой. Даже при его нынешней слабости выбраться наружу не составило никакого труда. За калиткой на него опять накатил приступ тошноты, рот наполнился слюной, и его сильно вырвало. Но это принесло облегчение.
Поворот налево, и вот переулок, который вывел его обратно на дорогу, вниз по которой он шел четыре часа назад. Да, несомненно, это была та самая дорога, и через три магазина был тот самый магазин игрушек, он сосчитал, на стороне, ближайшей к Модлин-бридж. Помедлив немного, только чтобы запомнить приметы и место, он поспешил прочь по направлению к городу и полицейскому участку. Светлело, и Кадоган увидел табличку с надписью «Иффли-роуд», когда вышел на перекресток, где была каменная поилка для лошадей. Да, это было то самое место. Дальше Модлин-бридж, серый и широкий, и безопасность. Он оглянулся и убедился, что за ним никто не идет.
Оксфорд встает поздно, кроме Майского утра [17] , и единственный человек, встретившийся ему, был молочник. Он довольно равнодушно взглянул на окровавленного и растрепанного Ричарда Кадогана и отвернулся, вероятно приняв его за припозднившегося гуляку. Серая прохлада начинавшегося дня омывала стены Куинз-колледжа и Юниверсити-колледжа [18] . Луна прошедшей ночи, как тусклая монета, все еще виднелась в утреннем небе. Воздух был свеж и приятно ласкал кожу.
17
Майский день – традиционный праздник наступления весны, когда население Оксфорда собирается у колокольни Модлин-колледжа, с которой певчие колледжа исполняют евхаристический гимн, сочиненный его преподавателем в XVII в. Это происходит в 6 часов утра 1 мая. Модлин-бридж перекрывают для движения транспорта с 4.30 до 9 утра, чтобы люди могли петь, танцевать и веселиться, отмечая приход весны. Некоторые отчаянные головы прыгают с Модлин-бридж в реку.
18
Куинз-колледж, Юниверсити-колледж – колледжи на центральной улице Оксфорда – Хай-стрит.
Голова Кадогана хотя все еще чертовски болела, теперь, по крайней мере, приобрела способность думать. Полицейский участок, припоминал он, находился на Сент-Олдейтс, где-то возле почты и здания муниципалитета, как раз там, куда он и шел. Но вот что озадачило его: в кармане он обнаружил свой фонарь с батарейкой и, более того, бумажник с чеком мистера Споуда в целости и сохранности. Да, напавший на него проявил чуткость… Затем он вспомнил старую женщину со шнурком вокруг шеи, и чувство благодарности мгновенно исчезло.