Убийство в Орсивале
Шрифт:
Этим предложением она пробудила в нем воспоминание, которое оскорбило его. Три-четыре дня тому назад он прочитал в какой-то газете заметку о поваре, который от несчастной любви украл у своего патрона жаровню и заснул навеки в своей конуре. Но перед смертью он написал своей изменнице душещипательное письмо.
Идея покончить с собой, как этот повар, заставила его задрожать. Он предвидел возможность ужасного сравнения. Как это смешно! И граф Треморель, который всю свою жизнь бравировал, вдруг самым смешным образом струсил! Лишить себя жизни посредством угара, да еще с гризеткой! Какой ужас!
Он резко оттолкнул от себя руки мисс Фанси и отстранил ее от себя.
— Довольно сентиментальничать! — сказал он своим прежним тоном. — Все то, о чем ты говоришь, очень мило, но необычайно глупо. Человек моего круга не выбирает! Он просто умирает.
И, вытащив из кармана деньги, которые засунула туда мисс Фанси, он бросил их на стол.
— Прощай! — сказал он.
Он хотел уже уйти, но красная, растрепанная, с глазами, горящими решимостью, Дженни загородила собой дверь.
— Ты не уйдешь! — закричала она. — Я этого не желаю, ты мой, потому что я тебя люблю. Если ты сделаешь один только шаг, то я позову на помощь.
Граф Треморель повел плечами.
— Надо же закончить когда-нибудь, — сказал он.
— Ты не уйдешь!
— Хорошо… Тогда я буду стреляться здесь.
И, вытащив пистолет, он приложил его к виску.
— Если ты позовешь на помощь, — сказал он, — и не позволишь мне уйти, то я сейчас же спущу курок.
Если бы мисс Фанси позвала на помощь, то весьма возможно, что граф Треморель спустил бы курок, и все было кончено. Но она не позвала, потому что не имела сил, а только громко вскрикнула и упала без чувств.
— Наконец-то! — проворчал Гектор, укладывая пистолет обратно в карман.
Затем, даже не приняв мер, чтобы привести девушку в чувство, и оставив ее лежать на полу, граф вышел и запер за собой дверь. После этого, уже в прихожей, он позвал прислугу, дал ей десять луидоров на чай и ключи и быстро ушел.
XIII
Выйдя на улицу, граф Треморель хотел было пойти на бульвар, но возможность встретить там знакомых изменила его решение. История о его крахе благодаря его прислуге стала известна уже всему городу.
— Нет, — проговорил он, — ни за что на свете!
И действительно, там он обязательно встретил бы кого-нибудь из близких приятелей, и ему пришлось бы выслушивать соболезнования и комическое предложение услуг.
Гектор перешел на другую сторону, вышел на улицу Дюфо, и вот перед ним уже набережная. Куда ему идти? Этого он не знал.
Он шел, куда глядели его глаза, вдоль ограды набережной, вдыхая полной грудью свежий, бодрящий воздух, испытывая то физическое блаженство, которое следует непосредственно за вкусным обедом, счастливый осознанием жизни под теплыми лучами апрельского солнца.
Погода стояла великолепная, и весь Париж вышел на улицы. Казалось, что был праздник, зеваки заполняли улицы, деловые люди невольно замедляли шаги. Все женщины казались красивыми.
Около моста стояли цветочницы с полными корзинами благоухающих фиалок. Граф купил на десять сантимов букет, воткнул его себе в петлицу и, бросив торговке целый франк и не дожидаясь сдачи, отправился дальше.
— Надо уехать из Парижа, — решил он и быстрыми шагами направился прямо к Орлеанскому вокзалу, который уже виднелся на другом берегу Сены.
Войдя в здание вокзала, он спросил, в котором часу отправляется поезд в Этан. Почему он выбрал именно Этан?
Ему ответили, что поезд туда отошел всего только пять минут тому назад и что следующего поезда ждать еще два часа.
Это его огорчило, и так как он не мог оставаться здесь целых два часа, то вышел с вокзала и, чтобы убить время, отправился в Ботанический сад. Здесь он не был уже десять или двенадцать лет, с тех пор, как еще гимназистом ходил сюда на ученическую экскурсию. Ничего не изменилось. Те же аллеи каштанов, те же подстриженные кустарники и ярлычки, привязанные проволокой к стволам деревьев.
Огромные аллеи были пусты. Он сел на скамью напротив Минералогического музея. Кто знает! — быть может, гимназистом, десять лет тому назад, устав бегать и резвиться, он сидел именно на этой самой скамейке.
Какая разница между тем временем и этим!
Жизнь казалась ему длинной аллеей, настолько длинной, что не было видно ее конца, усаженной золотыми деревьями, полной наслаждений, на каждом шагу раскрывавшей перед ним свои дары, удовольствия за удовольствиями.
И он прошел всю эту аллею, дошел до ее конца. Что же он выиграл от этого? Ровно ничего.
Ровно ничего! В этот час, когда ему вспомнились все его былые годы, он не мог назвать ни одного дня, который оставил бы хоть одно из тех воспоминаний, которые стоило бы хранить. Миллионы проскользнули у него между пальцев, но он не помнил ни одной полезной траты, которая принесла бы благодеяние другим, хотя бы в двадцать франков.
И напрасно он, имевший столько друзей, игравший столькими любовницами, рылся в своей памяти, чтобы отыскать хоть одного настоящего друга, хотя бы одну настоящую женщину. Быть может, это мисс Фанси? Какая чепуха! Через неделю она утешится с другим и будет смеяться над ним со своим новым любовником!
По саду разнесся звон колокольчика, приглашавшего уходить. Спускалась ночь, а вместе с ней поднимался седой, холодный туман. Граф Треморель встал со скамьи. Он промерз до костей.
— Надо идти на вокзал… — проговорил он.
Увы! В этот момент идея размозжить себе череп где-нибудь в лесу, как он решил это сегодня утром, наполнила его ужасом. Он представил себе свой труп, изуродованный, весь в крови, распростертый по склону. Что с ним будет потом? Придут нищие или воришки, обшарят его карманы. А потом? Явится полиция, поднимут это незнакомое тело и для выяснения имени, по всей вероятности, отнесут в морг.