Убийство в Орсивале
Шрифт:
Наконец под утро, разбитый, обессиленный, он заснул прямо в кресле.
Три или четыре удара в дверь пробудили Тремореля ото сна, полного страшных образов. Он встал и пошел отпирать. Это был человек, пришедший за приказаниями. При виде Гектора в измятом костюме, со съехавшим на бок галстуком, багрового, с опухшими глазами, с волосами, прилипшими к потным вискам, слуга остолбенел на пороге.
— Мне ничего не нужно, — ответил Гектор. — Я сейчас ухожу.
И он спустился вниз. У него еще хватало денег, чтобы уплатить за номер, но это были его последние деньги, оставалось только шесть су, чтобы дать их на чай лакею.
Без цели, без идеи он оставил гостиницу, в которой принял столько мучений. Он решил умереть, но ему нужна была отсрочка, всего одна неделя, чтобы собраться с силами, взять себя в руки. Но как прожить эту неделю? У него уже не было ни гроша.
Одно спасение — ссудная касса.
Улица Конде. На большом, темного цвета, доме вывеска: «Ссудная касса». Он вошел в нее.
Студенты и студентки квартала болтали и пересмешничали в ожидании своей очереди. Граф Треморель встал в очередь, держа в руке часы, цепь и перстень с громадным бриллиантом, который он носил на пальце. Страх перед нищетой обуял его, и он не знал даже, к кому обратиться. Молодая женщина пришла ему на помощь и сжалилась над ним.
— Положите ваши вещи вот сюда! — сказала она.
Гектор ожидал еще долгое время, пока наконец один из приказчиков, писавших что-то по ту сторону решетки, не сказал громко:
— Кому тысячу двести франков?
Граф выступил вперед.
— Мне, — ответил он.
— Ваше имя?
Гектор помедлил. Произнести свое благородное имя в таком месте — никогда! Он лучше назовет чужую фамилию.
— Дюран.
— Ваши бумаги?
— Какие бумаги?
— Паспорт, квитанция об уплате вами квартирного налога или же разрешение на право охоты… Что-нибудь в этом роде.
— У меня ничего этого с собой нет.
— Тогда сходите за ними или представьте свидетелей, имеющих торговые заведения.
— Но позвольте…
— Ничего не позволю! Некогда!
— Тогда верните мне мои вещи.
Приказчик насмешливо посмотрел на него.
— Нельзя, — сказал он. — Заклад, внесенный в книги, может быть возвращен только по представлении его владельцем доказательств.
И, не желая больше продолжать разговор, он снова принялся за дело.
— Французская шаль, — закричал он. — Тридцать пять франков! Кому?
Сопровождаемый остротами, Гектор вышел из ссудной кассы.
Как и накануне, был превосходный день, и на каждом шагу ему встречались группы женщин и молодых людей. Все они казались счастливыми и довольными, и эта радость представлялась Гектору насмешкой над его несчастьем. Разве он не был самым несчастным на свете?
Ему хотелось пить, его мучила ужасная, невыносимая жажда. Подойдя к Севрскому мосту, он сошел с дороги, по крутому берегу добрался до самой Сены, нагнулся, сложил ладони, набрал ими воды и напился.
Непобедимая усталость овладела всем его телом. Невдалеке росла трава, он сел на нее, но вскоре ослабел и повалился плашмя. Им овладело отчаяние, и самая смерть казалась теперь избавлением. Он почти с радостью мечтал о том, чтобы перестать мыслить и больше уже не страдать.
В нескольких метрах выше по течению виднелись открытые окна одного из Севрских ресторанов. Из них было видно все, но это его не беспокоило. Его не беспокоило более ничего.
— Не все ли равно, — сказал он себе, — здесь или в другом месте?
Граф стал уже заряжать пистолет, когда услышал, что его кто-то звал:
— Гектор! Гектор!..
В один миг он вскочил на ноги, спрятал оружие и стал искать глазами того, кто назвал его по имени.
На откосе, всего в пяти шагах от него, он увидел человека, бежавшего к нему с распростертыми объятиями.
Гектор узнал его. Это был его старый товарищ по университету.
— Соврези! — воскликнул он в удивлении.
— Я самый, — ответил молодой человек, запыхавшийся и весь красный. — Вот уже две минуты как я наблюдаю за тобой. Что ты здесь делаешь?
— Я… ничего, — в смущении ответил Гектор.
— Вздор! — возразил Соврези. — Значит, это правда, что говорили мне у тебя сегодня утром? Я ведь был у тебя сегодня.
— А что тебе сказали?
— Что вовсе не знают, куда ты скрылся, что еще накануне ты бросил свою любовницу, объявив ей, что намерен пустить себе пулю в лоб. О твоей смерти уже подробно сообщается в одной газете.
Эта новость произвела на графа Тремореля ужасное впечатление.
— Значит, ты теперь понимаешь, — сказал он трагическим голосом, — что застрелиться мне необходимо.
— Почему?
— Скажут, что я трус…
— Это ерунда. Почему ты хочешь застрелиться?
Гектор подумал. У него появилась надежда остаться в живых.
— Я разорен, — ответил он печально.
— Так позволь тебе заметить, что ты идиот! Разорен!.. Это несчастье, но в наши годы деньги можно нажить снова. Не говоря уже о том, что ты не так уж беден, как говоришь, ведь у меня сто тысяч ливров годового дохода!
— Сто тысяч ливров?..
Треморелю было известно, что его друг богат, но не настолько, чтобы иметь сто тысяч дохода. И быть может, из зависти он сказал ему:
— Эка невидаль! У меня было больше, а теперь мне не на что даже поесть.
— Несчастный! Больше ты мне этого не скажешь! Пойдем же, пойдем скорее!
И он потащил его к ресторану.
Упираясь, Треморель поплелся нехотя за своим другом, который явился, чтобы спасти ему жизнь. Он понимал, что очутился в очень смешном положении. Человек, решившийся застрелиться, когда его окликают, должен спустить курок, а отнюдь не прятать свое оружие в карман. Но среди всех его друзей нашелся один, который любил его настолько, что ничего в этом смешного не видел. И это был Соврези.