Убийство в Орсивале
Шрифт:
Соврези, не перестававший серьезно беспокоиться, живо представил себе, какой оборот могут принять угрозы Дженни в действительности. Можно извести человека так, что и закон ему не поможет. Да еще как! Ведь, сражаясь в грязи, волей-неволей измажешься в ней и сам.
— Послушайте, моя дорогая, — возразил Соврези, — даю вам слово — понимаете? — даю вам честное слово, что скажу всю правду. Поверите вы мне тогда?
С минуту она молчала.
— Да, — сказала она. — Вы честный человек. Я вам поверю.
— В таком случае
— Он вам солгал, а вы и поверили!
— Почему? Уверяю вас, что, пока он живет в Вальфелю, он не имеет, да и не может иметь никакой другой любовницы, кроме вас одной. Он живет у меня в доме, как мой брат, в обществе только меня и моей жены, и я могу дать точный отчет о каждом его поступке, точно о своем собственном.
Мисс Фанси открыла было рот, чтобы ответить, но внезапная мысль вдруг изменила все ее решения, и язык прилип к гортани. Она промолчала, вся вдруг покраснела и со странным выражением посмотрела на Соврези.
Он этого не заметил вовсе. Его интриговало то доказательство, о котором говорила Дженни Фанси.
— Быть может, вы мне покажете это знаменитое письмо? — сказал он.
— Вам! — воскликнула она и задрожала. — Вам? Ни за что на свете!
Испуг Фанси передался Соврези. Отвратительное сомнение зашевелилось вдруг в его душе. Прощайте теперь безопасность, счастье, покой, сама жизнь!
Он выпрямился, глаза его засверкали, губы задрожали.
— Дайте мне это письмо! — повелительно сказал он.
Дженни так испугалась, что отступила на три шага назад. Насколько могла, она скрыла это и даже попыталась улыбнуться, превратить все в шутку.
— Не сегодня, — сказала она. — Когда-нибудь в другой раз… Много будете знать — скоро состаритесь.
Но гнев Соврези все возрастал, сделался ужасен, вызывал трепет. Он покраснел как рак.
— Это письмо, — повторил он едва слышным голосом, — я хочу видеть это письмо!
— Невозможно, — запиналась Фанси. — Нельзя. — И, как утопающий за соломинку, она ухватилась за осенившую ее идею. — В другой раз, — сказала она. — У меня его нет с собой.
— Где оно?
— У меня дома, в Париже.
— Ведите меня туда! Идемте вместе!
Она почувствовала, что попалась, и уже не находила в себе больше ни хитрости, ни находчивости. А между тем было бы очень легко поехать вместе с Соврези, рассеять все его подозрения и, наконец, попав с ним на улицы Парижа, затереться в толпе и улизнуть от него.
Но нет! Ей даже и на ум не приходило все это, наоборот, она приготовилась бежать от него сейчас же. У нее еще было время. Она сейчас дойдет до двери, отворит ее и со всех ног бросится бежать вниз по лестнице… И она стремглав кинулась вперед.
Одним прыжком Соврези оказался около нее.
— Несчастная женщина! — прохрипел он. — Жалкое создание! Ты хочешь, чтобы я тебя растоптал!
Резким движением схватив ее за плечо, он швырнул девушку в кресло. А затем, повернувшись к двери, запер ее на ключ, который положил к себе в карман.
— Теперь письмо! — повторил он, возвратившись к Фанси.
Никогда в жизни еще бедная девушка не испытывала такого страха, как теперь. Ярость этого человека обезоружила ее, она понимала, что он вне себя, что она у него в руках, что он мог ее убить, и все-таки еще старалась ему сопротивляться.
— Вы причинили мне боль, — бормотала она, пробуя испытать на нем силу своих слез. — Стыдитесь, ведь я вам ничего не сделала.
Он схватил ее за руки и, склонившись к самому лицу, сказал:
— В последний раз говорю: отдай мне это письмо, или я применю силу.
Она не могла уже больше сопротивляться.
— Оставьте меня, — ответила она. — Я отдам вам его.
Он выпустил ее руки и встал около нее настороже, в то время как она обшаривала карманы.
В борьбе у нее растрепались волосы, кофточка разорвалась, она вся дрожала, зубы стучали, но глаза горели смелостью и решительностью.
Все еще роясь по карманам, она бормотала:
— Подождите… Вот оно… нет… Это так просто, и я уверена, что сейчас его найду, сию же минуту…
И вдруг одним движением она скатала из записки шарик и сунула себе в рот, чтобы проглотить.
Но она не смогла этого сделать. Соврези схватил ее за горло и стал душить. Она захрипела, а потом стала задыхаться и вдруг вскрикнула: «Ах!»
Наконец-то! Письмо выпало у нее изо рта, и Соврези держал его в руках.
Он разворачивал его целую вечность — так дрожали руки.
Да, его подозрения оправдались. Он не обманулся. Это был почерк его жены. Что ему оставалось делать? Он желал прочитать это письмо — и не мог. Затем он подошел к столу, налил два больших стакана воды и медленно их выпил. Прохлада воды вернула ему сознание, и он прочитал письмо.
Оно содержало всего только пять строк:
«Не езди завтра в Птибур, а еще лучше — возвратись назад перед завтраком. Он сказал мне сейчас, что поедет в Мелен и возвратится поздно. На целый день!»
Он… Это, конечно, он сам! Разумеется, этой второй любовницей Гектора была его жена Берта!
Соврези в бессилии опустился в кресло. Из багрового его лицо сделалось синим. По щекам потекли крупные слезы, которые обжигали.
При виде этого тяжкого страдания, этого молчаливого отчаяния, видя этого человека пораженным в самое сердце, Дженни поняла весь позор своего поведения. Разве не она была причиной всего? Разве не она намекнула на имя любовницы Гектора?
Девушка приблизилась к Соврези и хотела было взять его за руки. Но он отшвырнул ее, воскликнув: