Убийство в Рабеншлюхт
Шрифт:
Затем я подумал: почему убийство произошло именно в кузнице? Там была назначена встреча с Феликсом. Можно было предположить, что убийца знал о том, что Феликс придет в это время к кузнецу, но уже в разговоре с Себастьяном стало ясно, что это не так: подмастерье сказал, что кузнец недвусмысленно сообщил Феликсу, что его в этот день не будет. Возможно, убийца назначил Феликсу встречу в кузнице потому, что преступление было уже запланировано, а кузница его устраивала тем, что она на отшибе? Место практически идеальное — на значительном расстоянии от деревни. Вполне вероятно, убийца что-то пообещал Феликсу — сказал, что в кузнице сокрыта какая-то тайна, и он ее раскроет ему, но поскольку Феликс был тут убит, значит, это вполне могло оказаться выдумкой — от и до. Тем не менее, что-то в разговоре убийцы и его жертвы было непременно связано с кузницей: ведь еще проще было бы убить в лесу, но или Феликс недостаточно доверял убийце, чтобы пойти на подобную встречу, или Генрих был каким-то образом замешан в этой истории, возможно, даже сам не зная об этом. Впоследствии оказалось, что здесь я рассуждал совершенно правильно.
Следующее о чем я задумался — это орудие преступления. Себастьян сказал, что шлифовал алебарду, а Феликс был убит именно ею. Тщательно подготовленное убийство, а орудие убийства — случайное, то, что оказалось под рукой. Возможно ли такое? Встретив по дороге труп с двумя ранами, я пригляделся к ним внимательно. Раны были странные. Глубокие в центре, все более поверхностные к краю. Как будто сделаны небольшим круглым предметом. Форма у алебарды именно такая. Но ведь алебарда — большая, ей запросто можно перерубить шею человека. Впервые у меня возникла мысль о другом орудии убийства. Придя в кузницу, я увидел алебарду и убедился, что ею, действительно, можно было нанести подобные раны — она оказалась церемониальной, парадной, с нешироким лезвием. Тем не менее, сомнения уже зародились в моем сознании. И возможность другого вида оружия я впоследствии не исключал.
Далее я вспомнил о том, что Феликс из богатой знатной семьи — он единственный сын и наследник старосты Рабеншлюхт. Мало того, семья его находилась в данный момент в отъезде по случаю болезни матери Феликса. Случайно ли это? Не мог ли убийца также и это спланировать? И для чего? Пока неясно. Но тогда возникает вопрос о докторе. Надо уточнить — подумалось мне.
Я очень обрадовался, получив от Бауэра задание сравнить почерки всех окружавших Феликса людей с почерком на записке. Сразу можно было исключить кого-то после проверки. И доктор оказался не в этом списке. На какое-то время я отказался от мысли, что он может быть убийцей.
Жандарм сразу сказал мне, что у места преступления были Нина, Йоахим, Рудольф и Альфонс Габриэль. С них и следовало начать расследование и проверку почерков.
Увидев, что у Феликса нет его кошелька, я подумал об ограблении. Тем более, что кошелек был найден Иоганном неподалеку. Даже если монет было всего 10 — это целое состояние. Возможно, кто-то мог и покуситься, тогда в первую очередь подозрение падало на бродягу, тем более, что он все время маячил поблизости. Но он не смог бы убить Феликса одной рукой, да и записку вряд ли бы смог написать. Трудно было также поверить, что он захотел подстроить убийство так, чтобы обвинили его друга Себастьяна. Однако, и эту мысль я оставил в голове. Скорее всего, он просто украл деньги после смерти Феликса, решил я и оказался прав. Почти прав.
Когда обнаружилась двойная рана и убитые вороны, уже тогда стало ясно, что эти две вещи взаимосвязаны. Либо убийца долго тренировался, готовясь к преступлению, либо он использовал свой навык при убийстве ворон. Но тогда зачем он их убивал? Этот вопрос стал проясняться только после встречи с чужаками.
Каюсь, сначала я вновь подумал на доктора. Очень уж подозрительно выглядело то, что он перевернул бочку, смывая следы. Кроме того, среди врачебных инструментов вполне мог найтись и такой, каким можно было бы убить Феликса. Но вороны! Представить нашего доктора, охотящимся за воронами, я не мог. Он всегда пьян, у него дрожат руки, он еле стоит на ногах. Тогда я и подумал, что возможно он выгораживает кого-то.
Нацарапанная на заборе ворона навела меня на мысль, что Феликс мог быть связан со странными чужаками. И назначили они встречу у кузнеца не случайно — вскоре, кстати, и выяснилось, что кузнец-то их первым и встретил в деревне. Что мне показалось особенно странным — их боязнь привидений. До тех пор я считал это всего лишь обычными выдумками, суевериями, сказками, что рассказывают друг другу сельчане. Однако, страх чужаков был реальным. Тут я впервые задумался, а не стоит ли кто-то за этими бедными заблудшими людьми? Не манипулирует ли ими кто-то? Тогда вполне могла возникнуть следующая ситуация: Феликс, побывав у чужаков, тоже это понял и стал опасен для самого манипулятора.
У Анны выяснилась и еще одна важная подробность. Некие старинные документы, написанные на латыни. Как известно, ее покойный муж происходит из очень древнего рода. И документы эти он получил по наследству. А потом обнаружил в них что-то такое, что заставило его обратиться к учителю за переводом. Лесника вскоре убили, причем было похоже, тем же самым способом, что и Феликса. Но когда убили лесника, чужаков еще не было и в помине! Тут снова на горизонте замаячила фигура учителя. Мог ли он быть тем самым манипулятором? Видимо, было нечто такое в этих старинных документах… Вот и Феликс их добивался. Очень похоже на то, что ради этих бумаг и была создана секта. В тот момент я склонялся к мысли, что Феликс потребовал от учителя правды, возможно, разоблачил его, за что и был убит. Но почерк на записке оказался не почерком Рудольфа, хотя чисто теоретически он мог продумать такую сложную комбинацию, как создание секты. А ведь создана она была именно для поиска некоего артефакта. Клад, осенило меня! Так могут охотиться только за кладом! За древним кладом, который указан в документе. И я принял это за рабочую гипотезу. Привидения, пропажа студента, который, вероятно, знал убийцу, убитые вороны, которые подогревали этот тлеющий языческий культ… Это всё были звенья одной цепи. Учитель? Но помимо почерка, его выгораживало еще одно обстоятельство — учителя не было в Рабеншлюхт во время убийства лесника, а связь между двумя убийствами становилась все более явственной.
Тогда-то у меня впервые и мелькнула мысль о г-не Вальтере. Он имеет сильный характер, всюду разъезжает, он расследовал убийство лесника, усердно обыскивал его дом и старательно обвинял в убийстве мужа Анну. Он часто ездит по служебным делам в город, где мог потихоньку сколотить секту. И он не верит в Бога, поэтому достаточно циничен, чтобы использовать суеверия заблудших слабых людей. Он бесстрашен и ловок. Но латынь! И тут мы увидели в его столе записку, часть которой была написана на латыни! Да и оброненную мной фразу «de mortuis nihil nisi bene» он сразу понял и ответил другой пословицей. Правда, по-немецки.
Тут надо добавить, что на бумажке, которую ты нашел в словаре Феликса, были отмечены несколько имен: Рудольф, Филипп, Иштван, ты и я. Сначала я не понимал, что нас всех объединяет в этом списке, но когда выяснилось, что мадьяр из Тевтонского ордена, все встало на свои места: все пятеро в списке Феликса владели латынью. Однако, Феликс, очевидно, не знал о том, что по-латыни может изъясняться и господин Бауэр. Иначе он, скорее всего, понял бы истинную роль жандарма в этой истории. Но этого не случилось.
И все же у меня оставались большие сомнения, никаких прямых указаний, одни предположения. А по-прежнему казались непонятными: поведение доктора и роман Феликса с Лаурой, велосипедные следы Франца, странный мадьяр, заявление Герты о возвращении доктора. Ну и записка, тайну которой я никак не мог разгадать. А потом еще убийство Герты и нападение мадьяра на Бауэра. В тот момент мне показалось, что вся моя теория летит в пропасть. Но ситуацию с Лаурой объяснили слуги старосты и Рудольф. Она лишь приходила узнать, почему Феликс передал ей так мало марок, а затем, не застав его, гуляла по лесу, ожидая его возвращения. Альфонс Габриэль подтвердил алиби Франца, и сказал, что некоторые выдают себя за военных, когда таковыми не являются. Я уже понял, что это он про Бауэра, а не про Франца. Про доктора я понял: он был уверен, что в убийстве замешана его дочь, поэтому старательно пытался отвести от нее любые подозрения. А Франц… Тут я догадался… Он, действительно, тренировался в езде на велосипеде около кузницы, когда его застал Альфонс Габриэль и послал за реку, сказав, что там дорога гораздо лучше.