Убийство в сердце империи
Шрифт:
– Подтверждаю досрочное окончание. Кодовое слово «крепость».
Черное ничто окутало вселенную. Было так темно, что, как ни вглядывайся, невозможно было рассмотреть даже собственных рук. Хотя… какие к черту руки? Пора возвращаться в реальность.
Реальность представляла собой пустую комнату, в центре которой стоял высокотехнологический аппарат, предлагающий путешествие в мир ничем не ограниченных фантазий. Пусть окружение не отличалось радушием призрачной вселенной, на лице клиента нельзя было заметить и тени разочарования. Он был доволен своей жизнью, а путешествие в прошлое было только приятным дополнением. Мужчина снял с себя дорогостоящее оборудование и легкой поступью вышел из кабинета. Настроение было приподнятое, день мог начинаться. На землю его вернул немногословный администратор клуба, который не был расположен делить оптимистический взгляд на вещи.
– Вот и я! Я хотел
– Пятнадцать гульденов.
– Хорошо. Могу я оплатить кредиткой?
Администратор молча положил на стойку небольшую пластиковкую коробочку с бегающими огоньками вокруг дисплея, на котором высветилась сумма перевода. Клиент пронес кредитку перед сканирующим устройством, оно просигнализировало зеленым цветом об удачной оплате – на том и закончили.
Мужчина вышел из клуба и разочарованно выдохнул. Его работа заключалась в том, чтобы уметь втираться в доверие к любым представителям современного общества. Общаться с ними и склонять их доверять ему, а тут он не смог заставить себя попрощаться с хмурым сотрудником салона. «Ладно, в конце концов, этот товарищ тоже не сахар. Мог бы пригласить посетить их заведение еще раз». Он нерешительно переминал пачку сигарет в кармане куртки, взвешивая все за и против, когда затянутое тучами небо сменило свой наряд с цвета бычьей крови на черный. Бесконечная реклама во всем городе погасла повсеместно по приказу бездушного робота. От неожиданности эльфу показалось, что он ослеп, настолько мрак вокруг него казался всеобъемлющим. Гражданская администрация города неоднократно пыталась пробить запрет на наружную рекламу в ночное время, однако синдикаты и корпорации вкупе с Советом с помощью нужных исследований доказали, что честному немецкому народу, а с ним и другим жителям Берлина не мешает неон с улицы в темное время суток. Тем более люди просыпаются довольно рано и подобный запрет будет негативно отражаться на торговле, а как следствие и на налоговых отчислениях. Логика предложения хромала на обе ноги, но деньги делали свое дело. Оттого так и повелось, что искусственное солнце мегаполиса заходило только ранним утром, передавая смену космическому собрату хлопком ладони. Только поздней осенью и зимой ночь получала возможность показать всем свое истинное лицо хотя бы на пару часов. Это случилось и сейчас. К черту. Рука разжалась.
Предпочитая общественному транспорту собственные ноги, Этцель шел по влажному асфальту, минуя квартал за кварталом, не особо обращая внимания на окружающий его город. Столица быстро просыпалась, под огромными вывесками и щитами уже копошились мелкие торговцы, пекари выкладывали в корзины первые порции сдобы, уборщики на своих ярко-оранжевых машинах чистили и без того опрятные улицы. Что-то в аргументации воротил бизнеса было правдивым. После Войны культура Германии почти не изменилась: добрый, честный труд так и оставался главной благодетелью. Подъем раньше всех петухов считался нормой, а жизнь после работы сводилась к немудреной выпивке, покупкам скарба, да плотским утехам. Только другие народы да иностранцы сдабривали собственным существованием пресный студень немецкого государства. Однако сейчас подавляющее большинство гостей спало спокойным, крепким сном гедониста, спасаясь от вездесущей рекламы и утреннего брожения улиц кто ставнями, а кто фотохромными стеклами своих спален. Все зависело от достатка.
Одетый по европейской моде в джинсы и темно-синюю стеганую куртку, Этцель не выпадал из когорты обычных обитателей Шёнеберга. Длинные уши, так смущавшие жителей еще 25-30 лет назад, теперь были в моде, так что молодой человек с длинными волосами и вытянутыми вверх ушами у большинства ассоциировался в первую очередь с огменом 1 , чем с бессмертным, шагающим ранним утром на своих двоих в сторону центра.
Пройдя легким шагом чуть более шести километров на восток, он вышел на Драйбундштрассе, где уже возле места службы Этцель решил позавтракать. Спешить было некуда, до смены оставалось еще достаточно времени. Достаточно, чтобы насладиться тонким изгибом тела милого существа – официантки, расставлявшей стулья и столики рядом с только что открывшимся кафе.
1
Огмен (от англ. «Augman») – субкультура с начала 20-х годов 21 века. Сложное слово из англ. «Augmentation» – дополнение и англ. «man» – человек.
– Господин Мальтхоф, доброе утро! Вы как всегда рано. Хозяин еще не запустил кофемашину, если вы будете так любезны немного подождать, то буквально через пять минут ваш медовый раф будет готов.
– Доброе утро, Кларисса! Если вы в качестве извинений принесете свежую газету, то я готов ждать хоть целую вечность, – этикет был соблюден вплоть до мельчайших деталей. Девушка улыбнулась и скрылась в кафе. Этцель тоже улыбнулся ей вслед, он как всегда остался снаружи, присев за один из столиков. Эта постановка повторялась несколько раз в неделю: она знала, когда он обычно приходил, он – что кофемашина в это время еще холодная, но этот с виду нелепый обмен любезностями – единственное, что они могли позволить друг другу. Кларисса была почти идеальна. Умна и красива, честна и застенчива. Только одно мешало им развить беседу: кончики ее вытянутых вверх ушей предательски смотрели вниз, так что нечего было и думать. Такого Дом бы ему не простил, отношения с родственниками и так были на пределе с тех пор как Этцель… да, было время. Было время… было… Изящный танец меда и правильно обжаренной арабики вывел Этцеля из глубоких раздумий. Он в очередной раз улыбнулся. Стоит наслаждаться тем, до чего в состоянии дотянуться.
После утреннего кофе мужчина посмотрел на часы: стрелки показывали без десяти минут семь. «Начальство нельзя заставлять ждать» – промелькнуло у него в голове. Оставив на столике несколько гульденов, посетитель направился к своей конечной цели.
Огромное здание по диагонали от кафе внушало трепет и чувство собственной незначимости каждому прохожему, что как раз требовалось от архитектора чуть более ста пятидесяти лет назад. Это и пригодилось Главному Полицейскому Управлению Берлина после Войны. Этцеля непроизвольно передернуло от всплывших в памяти картин военных лет. Задуманное как аэропорт, во время Войны здание достраивали пленные русские и французы. Сколько их погибло без суда и следствия – кто знает? Кому пришло в голову использовать это здание под полицейское управление, мужчина не знал, но иронию оценил.
Хорошо смазанная, старомодная дубовая дверь поддалась привычно легко, и наружу лавиной вырвался поток звуков: обрывков диалогов, проклятий, диктовок и нецензурных междометий. Среди этого гомона эльфийское ухо уловило почти родной, обращенный к нему, голос:
– Доброе утро, старший комиссар Мальтхоф! Вас вызывают наверх. Прямо к президенту.
– Главный комиссар Шмидт, рад приветствовать! Я ослышался? С каких пор президент хочет распить со мной утренний кофе?
– Я прекрасно знаю, что ослышаться ты не можешь. Времена меняются, Этцель. Дело, кажется, очень серьезное, – сдержанно произнесла Кристина Шмидт – милое и приветливое лицо криминальной полиции Берлина. Одна из немногих, кто не чурался сотрудников-нелюдей, и сейчас ее серьезный тон говорил о многом. Мешкать действительно не стоило.
Быстро кивнув, мужчина без возраста метнулся мимо стойки в уже закрывающиеся двери уходящего наверх лифта, где буквально столкнулся нос к носу с хорошо знакомым ему и оттого так откровенно нелюбимым персонажем.
Доброе утро, Этцель. «Рада видеть тебя в полном здравии», – высокая женщина с длинными распущенными волосами, доходившими ей до пояса, слегка наклонила голову, приветствуя вошедшего в лифт.
– Тетя, – сухо ответил старший комиссар и встал рядом с родственницей в кабине движущегося на самый верх лифта плечом к плечу, чтобы не встречаться с ней взглядом. По мнению Этцеля, этого было достаточно. Раз встреча проходила наедине, можно было не придерживаться пустого этикета. С одной стороны, пять сотен лет – достаточный срок для того, чтобы смириться с прописной истиной, что родственников не выбирают. С другой стороны, лицемерить круглые сутки на протяжении столетий стоило больших сил, а их как раз у Этцеля и не было. Слишком много негатива было между названой тетей и названым племянником; особенно сложно складывались их отношения в последние двести лет, когда Династии, или, как сейчас было принято говорить, Дому, вздумалось принять участие в захвате мира.
На верхнем этаже здания Главного Полицейского Управления Берлина царила совсем другая атмосфера. Не было здесь ни посетителей, ни рядовых полицейских, ни офицеров. Это место было гнездом подковёрных распрей и интриг. Сюда имели доступ только советники, старшие советники, прочие высшие чиновники и политики. Исключением могли быть только главные комиссары, но даже в этом случае Этцелю нечего было здесь делать. Его же тетушка, судя по ее уверенному виду, была на этом этаже частым гостем. Едва двери лифта открылись, она направилась налево по коридору, хотя поворот направо казался Этцелю не менее логичным. Полицейский остановился в нерешительности.
– Президент не любит ждать! Следуй за мной! – прозвучал холодный голос. Роль ведомого, тем более родственницей, пришлась не по душе Этцелю, но в данной ситуации делать было действительно нечего, и он последовал за длинным и дорогим плащом-накидкой серебряного отлива налево по коридору. Стоило выяснить, в каком качестве представитель его Дома пришел в полицию. Титулов, званий и должностей у тети было предостаточно, поэтому вопрос, за кем именно он следовал сейчас в кабинет директора, был все еще открыт. Поравнявшись с ней, Этцель решил на этот раз сам начать разговор: