Убийство в состоянии аффекта

Незнанский Фридрих Евсеевич

– Так что вот так вот, Коробков. А взгреют меня по полной программе, спасибо твоему другу Катышеву.

– При чем здесь Катышев? – спросил я.

– При том, что любят его жутко в этом самом серетном отделе. А я у них числюсь в его друзьях. Вот и выдумали эту хрень с координатами. Чтобы подловить. Понял? А с секретным отделом не поспоришь. Гэбэ.

– Я могу попробовать перечислить координаты. На память.

– Как это – на память? – Ильясов ошарашенно смотрел на меня.

– Ну так. В качестве тренировки. Если только быстро и сейчас.

Командир взял лист бумаги. Я сосредоточился и перечислил все отметки о цели, которые планшетистки с моих слов наносили на карту. Командир записал их и утром отправил в штаб. Все прошло прекрасно – координаты совпали точь-в-точь.

А еще через неделю я узнал, что меня переводят в секретный отдел штаба Ленинградского военного округа. Каким-то образом они там узнали о происхождении блестящего рапорта подполковника Ильясова, и было решено забрать меня на повышение.

ГЛАВА 8

Утром, приехав на работу, Турецкий сразу засел за отчет судмедэксперта. Просматривал фото с места происшествия: средний план, общий, крупный… Изучал видимые глазу повреждения на теле, вчитывался в текст отчета. Привычно переводил сугубо медицинские термины на доступный человеческому пониманию язык.

Сломана левая ключица, шестое и седьмое ребро слева (падала левым боком на мусорный контейнер). Разбита височная кость, многочисленные разрывы внутренних органов…

Размышления прервал звонок Меркулова.

– Как дела? Есть новости по делу Лебедевой?

– Немного.

– Освободишься – зайди, я у себя до двенадцати.

– Я зайду через две минуты.

Меркулов слушал с вниманием. Турецкий рассказал все, что узнал от Туси.

– Думаешь, этот психопат – сын Разумовского? – понижая голос до полной конспирации, спросил Меркулов.

– Не знаю, – признал Турецкий. – У меня нет стопроцентных доказательств, что Разумовский на момент смерти Лебедевой был ее любовником.

– Я тебе помогу, – сказал Меркулов. – Сын занимался бизнесом. Но это старые сведения. Надо проверить. Я поручу собрать всю информацию.

– Спасибо. Как его зовут?

– Максим.

– Ну, – небрежно пожал плечами Турецкий, хотя внутри у него все подпрыгнуло, – я так и знал… Скорее всего, этот Максим перехватил инициативу у своего престарелого и высокопоставленного отца.

– Да ты что? – охнул Меркулов. – Саша, ты понимаешь, в какое дело мы втягиваемся? Когда ты встречаешься с подругой Лебедевой?

– Сегодня.

– Не тяни.

Ага! Как будто в характере «важняка» было тянуть!

Не успел Турецкий вернуться и засесть за свой стол, как позвонил оперативный сотрудник с квартиры Лебедевой. Задержали неизвестную женщину. Пыталась отпереть дверь Лебедевой своим ключом. Тетку временно задержали до выяснения, ждать приезда Турецкого или не ждать?

– Сейчас буду!

«Маршрут для водителя становится все привычнее, – машинально отметил Турецкий, – сегодня приехали раньше на десять минут».

Он позвонил у квартиры Лебедевой. Дежурный оперативник, взглянув в глазок, открыл дверь.

– Это ее приходящая домработница, – шепотом сообщил он Турецкому. – Утверждает, что не знала о самоубийстве хозяйки. Пришла, как обычно, к десяти убирать в квартире. Открыла дверь своим ключом, а тут я в прихожей стою. Увидела, подняла крик – думала, воры.

– Где она теперь?

– Плачет на кухне.

В кухне стоял сильный запах сердечных капель. Турецкий увидел домработницу – женщину лет шестидесяти с неизгладимой печатью школьной учительницы во всем облике. Турецкий ее разговорил, оказалось, что она преподавала химию.

Окончательно убедившись, что перед ней не грабители, а представители правоохранительных органов, домработница (звали ее Аэлита Петровна) первым долгом строгим голосом выяснила у Турецкого, в какой школе он учился, когда закончил, имя директора школы и преподавателя химии. Получив ответы на эти вопросы, Аэлита Петровна с достоинством кивнула и сообщила, что среди ее бывших учеников нет ни одного сотрудника Генпрокуратуры, но зато есть два кандидата наук и один гений, который сейчас проживает в Израиле, в Хайфе, где руководит супер-пупер-химической лабораторией. Возможно, он даже станет Нобелевским лауреатом. Своей школьной учительнице химии гений присылает ко дню рождения открытки с видами Мертвого моря и горы Кармель.

Турецкий направил мысль Аэлиты Петровны от горы Кармель к квартире на Рублево-Успенском шоссе.

– Давно вы работаете, вернее работали у Лебедевой?

– Три года, – краснея и почему-то начиная нервничать, призналась домработница.

– Как вы к ней устроились?

– Через знакомых. Я раньше давала уроки… С тех пор как вышла на пенсию… В одной семье, где меня хорошо знают…

Домработница занервничала так, что капельки пота покрыли ее лицо. Показания ее становились сбивчивыми и путаными. Турецкий не мог понять, в чем дело. Самые простые вопросы заставляли бывшую учительницу краснеть, запинаться и путаться в показаниях.

– Сколько раз в неделю вы приходите к Лебедевой?

– Четыре… Иногда меньше.

– Вы только у нее убираете?

– …

– Или ходите в другие семьи?

– …

– Сколько часов в день вы работали, когда приходили к Лебедевой?

– Часа четыре… Иногда больше… Если еще стирала… Иногда до вечера.

– Но иногда вы работали только четыре часа? С десяти, получается, до двух?

– Наверное.

– Сколько вам Лебедева платила?

Женщина сморщилась, словно собиралась заплакать.