Убийство в Венеции
Шрифт:
— Свен, — Элисабет перегнулась через стол и похлопала его по руке. — Андерс и Гуннар давным-давно отсидели свое на твоих семинарах по истории искусства. Уверена, что они знают все и о Тессине, и о Лувисе Ульрике.
Она улыбнулась своему мужу, а меня вновь поразило, насколько она красива. Ниспадающие на плечи длинные темные волосы. Большие серо-зеленые глаза под выгнутыми Темными бровями делали ее внешность почти восточной, что подчеркивалось высокими скулами и загаром. И я обратил внимание, что не один смотрю на нее. Глядел на нее и Андерс. Только не так, как я — аналитически и объективно. Нет, он был похож на влюбленного школьника. Всякому имевшему
— К слову, о ворах и кражах, — сказал Свен Лундман. — А не рискованно оставлять дом пустым, пока ты в отъезде? Он все-таки на отшибе стоит.
— Ничего страшного, — улыбнулся ему Андерс. — У меня совсем поблизости есть сосед, кантор из церкви, он приглядывает за Баккой. Да и никаких ценностей здесь пока нет, ни предметов искусства, ни украшений. — Андерс заговорщицки подмигнул Свену, но выглядел при этом совсем не весело. Совершенно не весело, и я задумался, почему.
Солнце уже опустилось за озером. Легкие ленты тумана, змеясь, словно в танце эльфов, поползли от края тростника через лужайку. Туманом дело не кончилось — за ним последовало нашествие комаров, которые роились над нашими головами и подобно истребителям атаковали наши лодыжки и затылки. Мы ушли в дом и расселись в просторном салоне, где для спасения от наползавшей с озера вечерней прохлады Андерс развел огонь в изразцовой печи.
За кофе, который, слава богу, был подан в настоящих, а не в пластиковых чашках, и за коньяком в стаканах Андерс отвел меня в сторону. Мы уселись в угловой комнате на стареньком канапе, видавшем лучшие времена, а это было давненько. Он взял с собой бутылку с коньяком и поставил ее на пол у себя в ногах. Я вспомнил о количестве потребленного им спиртного в самолете, по дороге из Франкфурта. Неужели Андерс фон Лаудерн испытывает такие проблемы с алкоголем?
— Юхан. — Он поднял стакан. Глаза его блестели, а взгляд был не совсем ясен. — Знаешь, ты — мой лучший друг. Мой самый старый друг, во всяком случае. Один черт. Сколь!
— Сколь!
Мне было интересно, к чему он ведет, зачем утащил меня от остальных.
— Ты помнишь, как мы летели из Франкфурта?
Я кивнул.
— А то, что я рассказывал о картине, о Рубенсе?
Я снова кивнул и пригубил коньяку.
— Забудь все это. — Он улыбнулся. — Я тогда просто-напросто здорово набрался. Знаешь, как бывает. У меня тогда были очень напряженные дни в Италии, пришлось еще читать лекции в университете в Падуе. А когда опускаешься в самолетное кресло и напряжение спадает, по дороге домой не грех позволить себе пропустить несколько рюмашек.
Я смотрел на него с сомнением. Насколько я помню, он тогда не был так уж пьян. Хотя, впрочем, он мог это скрыть.
Андерс наклонился за бутылкой, наполнил свой стакан до краев и вопросительно посмотрел на меня. Однако я помотал головой — не хотел просыпаться с больной головой. Кроме того, рано утром мне надо было садиться за руль.
— У меня просто был период депрессии, — сказал он. — В музее был завал, да еще вопрос о замещении должности висел надо мной как черная туча. От всего этого сон расстроился. Я начал порядком выпивать перед тем, как лечь, да еще принимал снотворное. У меня появились самые фантастические сны. Жуткие, отвратительные сны, к тому же похожие на явь. Знаешь, как это бывает: кричишь, кричишь во сне, не издавая ни звука, и просыпаешься мокрый от пота.
— Хочешь сказать, что картина Рубенса тебе просто приснилась?
— Именно. Сочетание снотворного, спиртного
— Пустых мечтаний?
Он улыбнулся.
— Ты должен понимать. Специалист по Рубенсу находит неизвестную картину мастера. Сенсация, мое имя — на первых полосах всех мыслимых музейных изданий мира. И можешь понять, как такое могло бы повлиять на мои шансы занять место Свена.
— Ты всю жизнь витал в облаках. Хотя, когда ты рассказывал о картине, звучало очень даже убедительно. Но я обещаю все это забыть. Ты никогда не рассказывал мне о людях в масках и о ночных поездках. И кто такой Рубенс — я ни малейшего представлений не имею.
Андерс с облегчением посмотрел на меня, нагнулся и похлопал меня по щеке.
— Спасибо, — тихо сказал он. — Я знал, что могу на тебя положиться.
— А зачем же иначе друзья? Тем более, забыть — ничего не стоит. Скажи мне только одну вещь. Элисабет — что она собой представляет кроме того, что она жена Лундмана?
Он с подозрением уставился на меня.
— Ты что имеешь в виду? Какое тебе дело?
— Дело, дело, — сказал я слегка оскорбленно. — Нет мне до нее никакого дела. Просто считаю, что она красивая и, кажется, интересная. Я во время ужина заметил, что ты тоже так считаешь.
Он взглянул на меня и улыбнулся:
— Глаз у тебя острый и наблюдателен ты, как прежде. Да, я с тобой согласен — она красивая. И я…
Но он не успел договорить, нас прервали.
— Сидите, плетете заговор.
Гуннар Нерман притащил с собой из кухни стульчик и уселся перед нами.
— Еще не решили, кто займет место Свена? У вас такой таинственный вид, а мне в каждом углу интриги мерещатся.
— Интриги, интриги, — сказал Андерс и посмотрел на него. — Я смотрю, ты неплохо разбираешься в закулисной политике. Быть на побегушках в министерстве образования — тоже метод, который может себя оправдать. Теперь ведь не только академические заслуги ценятся.
— А ты не сдавайся, — просто сказал Гуннар. — Вступи в какую-нибудь интересную партию. Попробуй к «зеленым», ты же у нас теперь крестьянин и вообще.
ГЛАВА VI
— Пользуясь случаем, с удовольствием поздравляю комиссара Бергмана и его коллег из отдела по борьбе с наркотиками. Вы сделали огромное дело.
Министр юстиции Виола Грен улыбнулась седому мужчине, сидевшему напротив нее за длинным столом для совещаний. Через толстые каменные стены с улицы доносился гул транспорта, похожий на глухой, слабый шум моря; летнее солнце, пробиваясь сквозь высокое окно, освещало половину стола и пускало ослепительные зайчики в стаканы и бутылки с минеральной водой «Рамлеса». За столом сидели серьезные господа из руководства полиции, комиссии по социальным вопросам министерства социального обеспечения и сотрудники министерства юстиции.
Харри Бергман откашлялся, бросил нерешительный взгляд на шефа государственной полиции, и тот поощрительно кивнул.
— Благодарю за дружеские слова, — наконец произнес он. — Я передам все сказанное моим коллегам. У них ведь не самая благодарная работа. Слишком мало средств. Нам нужно больше людей, больше оборудования и больше полномочий для срочной работы в особых ситуациях. Я имею в виду подслушивание и прочее.
Бергман замолк, увидев складки на лбу шефа полиции и мрачные взгляды коллег всех званий и должностей. Он понял: подслушивание и большая гибкость в следственной работе, по всей вероятности, были не самыми подходящими темами для беседы с новым министром юстиции.