Убийство в Венеции
Шрифт:
— Ты почему так рано встал? — спросила она, разливая по чашкам кофе из блестящего термоса.
— Не будучи государственным служащим, я должен честно зарабатывать свой хлеб, — улыбнулся я. — Магазин открывается в десять, а если я опоздаю, может случиться, что туристы будут стоять и дергать за ручку двери. Потом им надоест, и они пойдут к кому-нибудь другому. Так что передай Андерсу привет и поблагодари его от меня. Не хотел его будить, понимаю — ему необходимо выспаться. Он вчера порядком перебрал.
Барбру обеспокоенно посмотрела на меня.
— Я, честно говоря, за него волнуюсь, — сказала она и поставила чашку. — Андерс слишком
Я согласно кивнул: вспомнил перелет из Франкфурта и то, что он говорил о спиртном и снотворном. Может, он применял и средства посильнее? И что за страх преследовал его?
— Так кто же станет директором музея? — спросил я, чтобы сменить тему разговора. Было как-то не очень прилично обсуждать алкогольные проблемы Андерса, спавшего наверху.
— Если правительство не надумает назначить кого-нибудь со стороны, то выбор колеблется между Андерсом и Гуннаром.
— А ты на кого ставишь?
— Ты собираешься делать ставки? Ставить на победителя? — Она улыбнулась и наполнила мою чашку. — Нет, кроме шуток, я действительно считаю, что лучше Андерса никто не подходит. В нем сочетаются академические заслуги и способности администратора, а это не такое уж плохое сочетание. Кроме того, у него есть поддержка сотрудников. Они его любят, а мнение профсоюза всегда много значит.
— Что ж, остается надеяться, что никаких новых скандалов не разразится, — сказал я и намазал плавленный сыр на половинку булочки.
— Скандалов? Что ты имеешь в виду?
— Ну, что правительство и еще кто-то будут вынуждены уйти в отставку. Тогда многих понадобится пристроить, а место директора Шведского музея — совсем недурно. Чем хуже места губернатора?
Она рассмеялась здоровым, заразительным смехом. Я снова подумал, до чего же она свежа — вокруг нее витала аура молодости и здоровья.
— Ты говоришь о методе НВИН? — спросила она.
— Это еще что?
— Наискосок — вверх и налево. Если кто становится невозможным, его повышают наискосок — вверх и налево. Делают губернатором или генеральным директором. Иногда — послом.
— Знаю, — сказал я. — Шелковый шнурок нашего времени, только в более цивилизованной форме. В Древнем Китае тот, кто получал шнурок, должен был покончить с собой. Хотя я думаю, что не стоит ограничиваться этим списком профессий. Почему бы не назначать уволенных и неудавшихся политиков пилотами САС или нейрохирургами? Такой шаг мог бы иметь многочисленные последствия. Или даже епископами.
Она снова рассмеялась.
— Ты такой забавный, хотя и… — Она замолкла.
— Такой старый, хотела сказать?
— Да нет, не совсем, но мужчины в твоем возрасте обычно бывают более солидны, скажем так. — При этом она фыркнула.
Я почувствовал себя в какой-то мере задетым, даже основательно обиженным.
— Что это мы все о возрасте. Человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. Я, может, не больше чем на десяток лет старше тебя. А это не такая уж большая разница.
— Точно, я согласна. Наливайте еще кофе, дяденька. — И она опять захихикала.
Но я-то видел по ней, что она совершенно не была согласна. Говорит одно, а делает совсем другое —
Когда мы закончили завтрак, все еще по-прежнему спали. Я вышел на крыльцо и оглядел двор. Сияло солнце, небо было высоким и синим, птичье пение доносилось из кудрявых крон деревьев, росших вокруг старинного дома и небольших флигелей. В элегантном вечернем платье торопилась куда-то по гравию двора трясогузка. Она представляла собой изысканный контраст стайке серых воробьев, которые, будучи малодоходной категорией летающего племени, дрались возле угла дома. В разгаре утренней охоты за мухами проносились мимо усердные ласточки. Из-под кровли был слышен требовательный писк их птенцов, а из зарослей жасмина у фронтона, то нарастая, то затихая, доносилось жужжание шмелей. Я вспомнил об описании шмеля. С технической точки зрения он летать не способен, но все-таки летает, так как об этом не знает. Издалека донеслось приглушенное мычание коров на выпасе. Деревенский покой, пасторальная идиллия. Я почувствовал зависть к Андерсу. Он вернулся к своим корням, вернулся домой. Суждено ли мне испытать то же самое, где мой дом на Земле?
— Будь осторожен за рулем, — сказала Барбру и поцеловала меня в щеку. Легкий, быстрый поцелуй коснулся моей щеки, словно крыло ласточки.
— Обещаю. Может, увидимся в Стокгольме? Заходи в мою лавку в Старом городе, посмотришь. Вот моя визитка, здесь указаны адреса магазина и квартиры. Я живу рядом со Святым Браном и драконом, запомнить несложно.
— Обещаю, — сказала она и улыбнулась. — Я обещаю. Пока.
— Привет Андерсу, и поблагодари его, — крикнул я через опущенное стекло, запустив мотор. — Передай, что я позвоню.
В четверть одиннадцатого я уже открывал дверь магазина. Опоздал на пятнадцать минут, но говорить тут не о чем, все равно у входа никого не было. Верблюжий колокольчик из Тибета вообще зазвонил лишь несколькими часами позднее, и я продал несколько эстампов из серии «Suecia Antique» паре пожилых дам из Экше, которые искали подарок на пятидесятилетие племянника. Я несколько раз набирал номер Андерса, но никто не ответил.
Вечером я долго сидел на террасе над Чепманторьет и читал вечерние газеты; меня поражало, насколько изменился их характер, насколько их содержание приблизилось к содержанию еженедельников. Здесь более не преобладали новости, теперь все больше места отводилось сведениям о разводах, рецептам и репортажам о знаменитостях.
Клео спала на одном из тростниковых садовых стульев. Ее кремовая шкурка, темные лапки и мордочка прекрасно гармонировали с темно-синей подушкой. Скорее всего она об этом знала, и здесь было ее любимое место. Надо мной, как и в небе над Баккой, носились ласточки, а за блестящими черными крышами виднелась пышная зелень Юргордена. Белый палец башни в Греналунд указывал в синеющие вечерние небеса, ветер слабо доносил крики и смех с американских горок. Из недавно приобретенного мною лазерного проигрывателя струился в теплый вечер концерт Альбиони для гобоя и скрипки. Телефонный штепсель из розетки я выдернул. Позволяю иногда себе такую роскошь, в особенности когда слушаю музыку. Хотя какая разница — все равно почти никто никогда не звонит. Я уже легко поужинал остатками из холодильника и в общем и целом чувствовал себя совсем неплохо, как вдруг позвонили в дверь.