Убийство в Венеции
Шрифт:
Неожиданно я увидел, что он стоит передо мной — в джинсах, блестящей куртке из черной кожи, с крестиком, видневшимся из расстегнутой рубашки. Погруженный в свои мысли, перенесшись на много сотен лет назад, я не заметил, как он появился. Он кивнул мне, уселся и заказал кока-колу.
Так и должно быть, подумал я. Точно так. Элвис Пресли пьет кока-колу. Меня снова поразило, насколько он похож на рок-звезду. На того Элвиса, что был еще молод, а не на вялого, тестообразного, с расплывшимся лицом. Было заметно, что он знает об этом сходстве и всячески подчеркивал
— Привет, Элвис, — сказал я. — Добро пожаловать.
Он улыбнулся. Напряженное, неуверенное выражение лица исчезло.
— Меня зовут Эмилио Магаццени, — непроизвольно вырвалось у него, и он протянул мне руку через стол. — Я работаю у господина Пичи, как вы знаете. Вернее, работал. Он ведь умер. — Эмилио замолчал.
Он достал пачку сигарет и вопросительно глянул на меня, но я покачал головой. Я не курю, по крайней мере сигареты. Иной раз, но только после хорошего обеда, могу выкурить сигару, не затягиваясь.
— Я слышал, что Леонардо умер. Печальная новость. Что же случилось?
Эмилио выжидаючи посмотрел на меня. Казалось, он не знает, говорить ему или нет. И он склонился над белым мраморным столом и тихо произнес:
— Он не умер. То есть, я хочу сказать, он не умер естественной смертью.
— Не умер? — Я удивленно посмотрел на Эмилио.
— Его убили.
Эмилио бросил взгляд через плечо, будто опасаясь, что кто-то будет подслушивать. Но ему не стоило беспокоиться — за соседним столиком сидела группа японцев, которые оживленно спорили над разложенной на столе картой Венеции. Чуть поодаль была пара молодых, которые не сводили друг с друга глаз, а у дверей несколько толстых немцев пили пиво из высоких стаканов и, краснощекие, смеялись своим собственным шуткам. Никто не подслушивал Эмилио Магаццени, никто не смотрел в нашу сторону.
— Убили? — Верно ли я понял его затрудненный английский?
— Боюсь, что это так.
— Но зачем? Такого славного старичка, который любил красивую мебель.
Я изображал менее осведомленного, чем был на самом деле, в отношении Леонардо Пичи и его дел. Эмилио Магаццени хотел увидеть меня, чтобы что-то рассказать, и я не должен мешать ему.
— Он именно таким и был. И определенным образом он был для меня почти как отец. Моя мама приходилась Леонардо сестрой, и когда она овдовела, то он помог мне окончить школу и дал работу. Подразумевалось, что я должен буду принять его дело. Но этому не суждено было сбыться. — Он мрачно посмотрел на меня и отпил темно-вишневой кока-колы.
— Понимаю. Как это случилось?
— Он просто пропал в один из вечеров. Жена не знала, куда он ушел. Никто не знал. Через несколько дней его нашли в одном из каналов. Он утонул. Выпил слишком много и упал в воду. Здесь 177 каналов, так что сделать это было не так сложно, — иронично добавил он. — В общем, это официальная версия.
«Утонул», — подумал я, глядя на него. Согласно полицейскому рапорту. Точно так же, как Андерс фон Лаудерн.
— И ты хочешь сказать, что это не было несчастным
— Да, именно так, — рьяно сказал Эмилио. — Из полицейского протокола следует, что Леонардо, упав в воду, ударился головой о борт лодки или о швартовый пал. Но я так не думаю. Он никогда не напивался, а уж среди переулков и каналов ориентировался, как в собственном кармане. Я думаю, его ударили, а затем бросили в воду — тонуть. Таким же образом, как топят котят, — горько сказал он.
Я смотрел на него: беспокойные темные глаза, бледное лицо, безвольный рот. Не эксцентричный ли он фантазер, выдумывающий всякое? Не была ли неудовлетворенность оттого, что ему не пришлось наследовать дело, причиной всех его домыслов?
— С чего ты взял, что Леонардо был убит? Не могло разве случиться так, как описано в протоколе? Он выпил вина, отправился домой из ресторана или где он был, пошел не той дорогой, полез через причал и упал в канал. Ударился обо что-нибудь головой и утонул.
— Я знаю, как было дело, — упрямо сказал он, глядя в свой стакан.
— Откуда? Тебя ведь там не было, или как?
— Не было, но я знаю, зачем его нужно было убрать. Он знал слишком много кое о чем, что ему не нравилось. Он думал сообщить в полицию.
— О чем?
— О кокаине.
ГЛАВА XII
Несмотря на то что в тесном зале было тепло, я почувствовал дуновение холода. Все теперь сходилось. Мебель в мастерской Леонардо использовалась для контрабанды кокаина. И полиция знала об этом. В их глазах я был виновен.
— Ты уверен? Откуда ты об этом знаешь?
— Я знаю, — сказал он и утверждающе кивнул. — Леонардо рассказал мне. Он застукал одного из работающих во второй нашей мастерской и обнаружил пластиковые пакетики с наркотиками, упрятанные в ящики. Они изготовляли двойное дно и стенки. Если не вытаскивать ящики и не сравнивать их с другими, то разницу очень трудно обнаружить.
— В моей мебели тоже был кокаин?
— Я не знаю, но это вполне возможно. Мы же экспортировали мебель в несколько стран, не только в Швецию.
— Кто за всем этим стоит, как ты думаешь?
— Паолино. Ты видел его в лавке. Хотя, вероятно, он только представляет кого-то, какую-то фигуру покрупнее и опаснее. И это заметно, так как он ничего не смыслит в мебели и антиквариате. Однако ясно, что они хотят иметь более эффективный контроль над своей деятельностью. Это было наверняка еще одним поводом убрать Леонардо.
— Ты говорил с полицией?
Эмилио Магаццени снисходительно улыбнулся.
— И в голову никогда не приходило. Какие у меня доказательства, с чем мне идти к ним? Хотя не в этом дело. Если я бы только намекнул, что что-то знаю, прошло бы немного времени, и я бы исчез. Ты слыхал когда-нибудь о мафии?
Я кивнул.
— Так это их рук дело?
— Конечно. Чьих же еще? Такими делами только они занимаются. И не терпят никакой конкуренции. Впрочем, я думал, что ты можешь сделать одну вещь.