Убийство в Верховном суде
Шрифт:
— Мне надо успеть на рейс «Америкен-Эйрлайнс» в девять тридцать на Сан-Франциско, — пояснил он.
— Со мной говорит верховный судья Чайлдс? — только и спросил диспетчер.
— Он самый.
— Тогда я сам вас с радостью отвезу, сэр.
Диспетчер оказался человеком на редкость общительным — он не закрывал рта всю дорогу до терминала компании «Америкен-Эйрлайнс». Чайлдс едва прислушивался к его болтовне, сосредоточившись мыслями на беспрецедентном происшествии в Верховном суде, а также цели своей поездки в Калифорнию. На сегодняшний вечер у него было назначено выступление перед членами западной
— Для нас большая честь ваш приезд, судья Чайлдс. А какой приятный сюрприз для рядовых членов товарищества! — заверещал он в трубку.
Поднявшись по трапу в салон «Боинга-747», Чайлдс не мог удержаться, чтобы по дороге на свое место в первом классе не заглянуть в кабину пилотов. В экипаже «Боинга» их было трое, и они четко и сноровисто готовились к отлету. Чайлдсу вдруг страшно захотелось сидеть с ними в кабине, а не в своем пассажирском кресле, тесно спеленутым ремнями. Только за штурвалом самолета, в загроможденной рычагами управления и приборами кабине, в бескрайнем океане света и воздуха над буднично-серой землей, где, отдаляясь с каждым набранным метром высоты, съеживались и блекли, становились тщетой житейские треволнения, — только здесь он обретал душевный покой. По этой же причине — поскольку рейс из Нью-Йорка позволял ему провести больше времени наедине со своими мыслями да еще в полете, — Чайлдс предпочел его, хотя мог в эту же субботу, только чуть позже, лететь в Сан-Франциско прямым рейсом из Вашингтона.
— Доброе утро, судья Чайлдс, — приветливо обратилась к нему стюардесса. — Экипаж рад приветствовать вас на борту нашего самолета.
— Доброе утро. Прекрасная летная погода сегодня.
— Да, замечательная. Что вам принести? Завтрак, напитки?
— Благодарю вас. Мне ничего не хочется.
Откинув спинку кресла и устроившись поудобнее, он вынул из своего атташе сделанные от руки черновые наброски будущей речи. Люки закрылись, и, ревя двигателями, огромный самолет стал отъезжать от посадочного терминала. Еще через пятнадцать минут он оторвался от земли и начал долгий, расписанный по минутам и милям, полет на запад.
Перед завтраком Чайлдс выпил для аппетита кровавую мэри, поработал над своей речью, вычеркивая одни абзацы, вставляя на их место новые. Убедившись, что в записках не осталось никаких неуместных в данном контексте ссылок на принятые к рассмотрению дела, он уложил заметки в кейс. От нечего делать принялся рассматривать открывающуюся с десятикилометровой высоты панораму земли. Потом перевел взгляд на сидящего через проход от него пассажира. Тот читал книжку в мягкой обложке. Внимание Чайлдса привлек лежащий на сиденье рядом субботний номер «Нью-Йорк таймс». Перехватив его взгляд, читавший, почти не взглянув на судью, сказал: «Берите, не стесняйтесь».
Чайлдс взял газету, бегло просмотрел первую страницу. Из дому он выехал раньше, чем доставили «Вашингтон пост», а по пути в аэропорт намеренно не включал радио: не имея времени побыть наедине с собой, без слов, без оглядки на других людей, он, когда выпадали такие минуты, ревниво оберегал их от посягательств извне.
Уже перевертывая страницу, Чайлдс вдруг выхватил взглядом кратенькую заметку внизу полосы, подписанную «Юнайтед Пресс Интернэшнл», под заголовком: «Обнаружено орудие убийства Сазерленда». Вслед за тем шел текст вводной части:
«Как стало известно вчера вечером, сотрудникам Объединенного управления полиции удалось обнаружить пистолет двадцать второго калибра, которым воспользовались для убийства сотрудника Верховного суда Кларенса Сазерленда. По сведениям, пока не подтвержденным пресс-бюро ОУП, но исходящим из надежного источника в самом управлении, результаты баллистического анализа пистолета позволяют однозначно считать его орудием убийства».
В заметке, продолженной в середине номера, пересказывались подробности обнаружения тела убитого клерка. Заканчивалась она словами:
«В телефонном разговоре с нашим репортером из своего дома начальник отдела по расследованию убийств Дориан Марс отказался прокомментировать это событие, но пообещал сделать заявление для прессы в субботу».
Самолет прибыл в Сан-Франциско в 12.15 по калифорнийскому времени. Чайлдс первым делом направился в телефонную будку прямо в здании аэропорта и по кредитной карточке позвонил домой в Вирджинию. Ответила жена.
— Что там слышно про пистолет в деле Сазерленда?
— В последних известиях сообщили о том, что он найден. Тебе уже звонили репортеры.
— С какой стати они звонили мне?
— Выведать подробности, очевидно. Морган, ты меня хорошо слышишь? Я не на шутку встревожена.
Он заставил себя рассмеяться:
— Ерунда!
Но она не успокаивалась:
— А если ерунда, то почему ты специально звонишь из Калифорнии?
— Хочу знать, что происходит, — только и всего. В самолете мне принесли газету, но в ней лишь самые общие сведения, собранные на скорую руку. Я звоню, поскольку подумал, что тебе, может быть, попалась на глаза какая-то дополнительная информация. — В трубке на другом конце установилась тишина. Он переспросил: — Скажи мне, что говорят о том, как пистолет попал в ОУП? Кто владелец?
— Мне ничего об этом неизвестно. Как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. Только что прилетел, направляюсь в гостиницу, оттуда позвоню тебе снова.
— Я буду ждать.
— Пегги!
— Что?
— Жаль, что мы не вместе.
— Мне надо было лететь с тобой.
— Ясное дело, надо было, ну да что теперь жалеть. Если позвонят из полиции или привяжутся репортеры, ничего им не говори, ни единого слова. Понятно? Отшей их. Скажи: «Без комментариев».
— Не беспокойся, я все поняла. Позвони мне попозже.
— Обязательно.
Оргкомитет конференции товарищества «Сигма-Дельта-Ки» забронировал Чайлдсу люкс на пятнадцатом этаже гостиницы «Марк Хопкинс». Дежурный администратор проводил Чайлдса в номер, по его же распоряжению туда принесли две бутылки вина, корзинку с набором сыров и букет цветов.
— Мы ничего не упустили? — услужливо осведомился он. — Только скажите, что вам нужно, судья Чайлдс.
— Нет-нет, благодарю вас, пока все идет прекрасно.