Убыр
Шрифт:
Минут через пять пришлось слушать другие звуки.
То есть я почти уверенно, не грохнувшись, никого не разбудив и не опрокинув тазик, добрел до прохладных, оказывается, сеней, со второй попытки сдернул дверь с места, выскочил на порог и оцепенел. Холодно, блин. Так и не май, конечно, но что-то совсем дубак, до сортира ледяной статуей добегу, понял я. Пристроил tabaq в угол крыльца, чтобы с утра не опрокинуть. Чуть не сел сверху, потому что наступил на что-то. Вытащил это что-то из-под ног. Оказалось, щиток, сколоченный из досочек. Зашибись, сверху тазик накроем, чтобы какой-нибудь
Я чуть с крыльца не сыграл, как тот заяц, но сообразил вцепиться в шаткие перила, устоять и посмотреть на небо. Ага. Это у нас тучи такие: всю луну сожрали. Не зря она рожи корчила. Клубистая мгла занимала полнеба и очень быстро расползалась, выедая звезды, – хотя нет, пара глазков еще подмигивала.
Зато ниже ничего не было видно. Ни леса, ни дороги, ни забора, ни даже перил. Ничего не было слышно – ни сверчков, ни псов, ни ветра, ни волков с совами. А может, ничего и не было – ни леса, ни забора, ни волков с совами, и неба тоже не было, и неровной земли, в которой, ура, не пришлось копаться. Только я да морозный мрак.
Нет так нет, подумал я, наглея, потому что украдкой коснулся лопатками двери – она-то осталась на месте. Раз ничего нету, сортира тоже нету. Так что можно прямо здесь.
Я пару раз шаркнул вперед, нащупал перекошенной подошвой край ступеньки, расчехлился и начал прямо здесь. Зазвенело, в доску попал, что ли. Я торопливо поворотился, журчание стало еле слышным, нарастило громкость, и я снова поворотился, размышляя о том, кого я в этой пустоте боюсь потревожить неприличным звуком и можно ли таким вот методом измерить глубину пустоты. И еще о том, за какое время можно отстудить себе все, справляя нужду на холоде.
Срок вышел меньшим, чем я надеялся, но в терпимых пределах. Я начал заправляться, и тут за спиной загрохотало. Не совсем за спиной и не слишком громко, но как-то очень убедительно и валко.
Бабка с печки упала? Судя по звуку, вместе с любимой тумбочкой. Или кот по верхам пошел?
Остроумно гадал я уже на ходу, отбивая страшные догадки вместе с плотными дверями. В комнату с печкой влетел, кажется, через три секунды, ни разу даже не споткнувшись, но потеряв правый башмак.
В комнате было тепло, темно и тихо. Не как на улице – теперь все-таки чувствовалось, что здесь живут. Да и Дилька дышала. Спокойно дышала, глубоко.
Неужто показалось?
Я шагнул к полатям, чтобы присесть, успокоиться, лечь и уснуть. И загрохотало снова. Громко, трясуче – прямо за дверью в комнату с грязной посудой и умывальником.
Сложил я там плохо все, что ли, холодея, подумал я на бегу. Хотя тут же вспомнил, что тарелки сложил очень аккуратно, стопочками. Разве что их с плеча на пол сметали.
Их и сметали.
С ноги.
Сперва я вообще ничего не разобрал, спасибо, сам в осколки не рухнул, когда перед лицом шорохнуло и сразу совсем рядом звонко брязнуло по фаянсу. Дзынь-быдых – и осколочки свись во все стороны. Я вылетел из последнего башмака, попытался сунуть ногу обратно, снова чуть не убился оземь волшебной птицей, разозлился на себя и на кота этого бешеного и шепотом рявкнул:
– Фу, козел! Фу, я сказал! Люди спят!
Опять шорохнуло и вдарило уже с другой стороны. Сильно дальше.
Не может кот с такой оттяжкой бить, запоздало сообразил я, таращась в темноту. Вытянул руки и нерешительно шагнул вперед под скользкий скрежет. Тут в окошко ввалилась луна, я охнул, выдернул ногу из гадостной кучки, осмотрелся и охнул снова. От возмущения.
В углу не было ни кота, ни вообще кого-то, ведро старое стояло под серой тряпкой. Зато по всему полу грудами и россыпью валялись, поблескивая, осколки, обломки и недобитые тазики с кружками. Явно не сами упали, и явно не кот спихнул. С размаху били, швырками, как в киноистерике. Кто бил-то?
Стоп. Ведро в дальнем углу стояло, а не у рукомойника.
Я вгляделся в него, вернее, за него, чтобы рассмотреть, кто там прячется, и вовремя: ведро уже снова, как пнутое, летело в дальний угол. У меня от старательного прищура аж виски заболели, но я понял, что уже не отпущу и сейчас все увижу. И увидел, блин.
Ведро встало, будто шваброй пристукнутое, тряпка подлетела и оказалась и пастью, и щелью с парой блескучих глаз. Пасть гуднула высоко и хрипло, как корейская легковушка, а глаза остро сверкнули и вроде кинулись ко мне.
Я дернулся назад, опомнился – ведра еще не хватало бояться – и присел, чтобы рассмотреть эту хрень подробнее. И эта хрень в самом деле кинулась на меня. С воплем и растопыренными, как перечеркнутые катафоты, глазами.
И тут луна выключилась.
Я плюхнулся на задницу и в панике оттолкнулся ногами, чтобы вылететь за дверь, захлопнуть ее и больше по ночам на невеселые звуки не бегать. Кабы план удался, а подо мной случилась хоть пара серьезных осколков, я бы смахнул себе ползадницы, а то и всю передницу. Но осколков не оказалось, и проехать у меня не получилось. Уперся поясницей и затылком и почти начал уже орать от ужаса – что окружили и сейчас сзади отгрызать начнут. Но тупо поперхнулся. А в попытке откашляться сообразил, что за задницей валенки, а на башке – корявая ладошка, и все это бабкино, а бабка нестрашная.
А бабка страшным шелестом спросила:
– Чего бичуру обижаешь?
4
А я знаю чего?
Я даже того, что обижаю, не знаю.
Обижаю, оказывается. Бичуре полагается оставлять объедки повкуснее. Она объедается, добреет и наводит глянец в доме: убирается, посуду моет и вообще богатство притаскивает.
Если объедки не оставить, бичура обижается. Тем более нельзя забирать уже поставленную миску. Даже собаки с кошками такого не прощают. А эти дом могут подпалить, а то и развалить. Бабка так и сказала. Бичура, говорит, громит все, затем кидается. Затем тащит в дом беду. Поэтому нельзя бичуру обижать.
Бичура – это что-то типа домового. Ну, я видел, что ни фига это не домовой. Это не то девочка, не то старушка такая, свечка разглядеть не дает – но по колено высотой. Пока стоит, ведро ведром и тряпка сверху. Когда ходит, на лилипутика из цирка похожа, только не в раззолоченном кафтанчике, а в серых обмотках. А как разозлится – копец, летающее дупло с зубами, и совиные глаза сверху. Вернее, не совсем совиные – у сов зрачки вертикальные, в мультиках по крайней мере (и в «Что? Где? Когда?» тоже), а у этой дуры горизонтальные. Где-то я такие видел.