Участковый – Васька Генерал
Шрифт:
Однако водитель и не думал останавливаться. Он отвел в сторону успокаивающую его руку хозяйки дома и ткнул пальцем в Мясоедова.
– Хоть у меня нет алиби, и вы все думаете на меня, я ответственно заявляю, что это не я убрал Романа, а ты Костик заказал его, и не только его, но и Каймана. Оба они на твоей совести, и ни финти мне, не крути хвостом, не уводи разговор в сторону. А решил ты это сделать, когда шило из мешка вылезло. Ты думал, что будешь по тихому грабить свою же фирму и никто об этом знать не будет? Нет, дорогой. Заложили тебя строители. С потрохами заложили. И хоть ты им отдал втихаря двухмесячную невыплаченную зарплату, они факс нам прислали, где описали все твои проделки Все тайное дорогой, когда-нибудь
Костя Мясоедов набычившись, молчал. А водителя несло.
– Десять процентов маржи. Десять процентов прибавочной стоимости. Десять процентов сливочного масла и черной икры себе на бутерброд. И все это из денег фирмы. Неплохо ты, однако, устроился. Интересно, когда ты оставлял Эдит Роману и уходил к своей Зоиньке, с него ты тоже получал мзду, свои десять процентов?
– Стоп! Стоп! Стоп! – остановила водителя Эдит. – Ты можешь толком объяснить, о каких десяти процентах идет речь?
– Почему не могу? Могу! Наш Костик дорогой, который был акционером, учредителем, и одновременно заместителем генерального директора, практически со всех сделок, что совершались в фирме, имел свою долю – десять процентов. Канцелярские товары покупал, договаривался с продавцом, что тот ему отстегнет десять процентов наличными. Строители работали, эти с опроцентованных сумм за выполненные работы, тоже должны были ему отдать в конверте десять процентов. Раньше сотрудники фирмы сидели не в собственном помещении, а на договоре аренды, он и тут имел свою долю. Знаете, как его контрагенты за глаза называли?
– Как?
– Костя – десять процентов! Кличка у него такая была. А когда Каймана назначили коммерческим директором, тот сел на договора и раскрутил эту тайну полишинеля. И доложил естественно генеральному директору. Что нашему Костику оставалось делать в этой ситуации? Могут ведь остальные пайщики предложить вернуть незаконно экспроприированное. Он думал, что знают об этом только два человека, генеральный директор и Кайман, коммерческий директор. Не показала ему секретарша факс. Вот этот умник, я думаю, и заказал не только Романа, но и Каймана. Где теперь они оба? Нету их! А давайте его спросим, что он может сказать в свое оправдание?
Взгляды сидящих в зале непроизвольно обратились на Константина Мясоедова. Тот не думал теряться и сам перешел в наступление.
– То же мне, Пинкертон, криминал нашел. Это обычная практика на постсоветском пространстве. Везде, сверху и донизу, с утра и до вечера пилят бюджеты. Десять процентов стандартная ставка. Ты мог бы мне претензии предъявить, если бы я с них пятнадцать процентов потребовал. А я в пределах неписаной нормы. Чудик, ты что сегодня родился? Это же обычный откат. Или ты хочешь что б я назвал его газетным, официальным языком. Пожалуйста, могу и официальным. На официальном языке это звучит не как откат, а как коррупция. Только, ты уважаемый, новоиспеченный папаша, должен знать, что эта коррупция слишком старая дама, старуха, ей уже тысячи лет, и присутствует она во всех странах. У этой старухи свои «правила игры», свои легитимные законы, свои традиции, своя общественная мораль, и свои вековые традиции. И тот, кто играет не по ее правилам, бывает жестоко наказан. Если бы я не брал эти десять процентов, надо мною бы наши клиенты смеялись. С какой луны мол он свалился? А так я поддерживал честь нашей фирмы.
Тут конечно, Костя Мясоедов палку перегнул. Но, лучше перегнуть, чем недогнуть. Зато теперь у него в рыках были все козыри, чтобы самому напасть. Ни минуты не медля и не давая сопернику собраться с новыми мыслями и силами, он перешел в нападение.
– Так, что Володя у меня не было ни объективных, ни субъективных причин, ни побудительных мотивов для заказа наших уважаемых руководителей. И если они оба вдруг пропали, то искать их надо не у меня под кроватью, а где-нибудь в другом месте. Клевещешь ты дорогой на меня и особенно на мою супругу, непонятно из каких соображений. Хотя я начинаю догадываться, что тобою движет. Ах, как же это я сразу не сообразил?
Костя хлопнул себя радостно по коленям и впервые за последние полчаса улыбнулся. Неплохим он оказался демагогом.
– Вы поняли, народ, что хочет этот мальчик-гегемон? Он хочет обвинить меня в предательстве, в том, что у меня был интерес убрать Романа и этого проходимца Каймана. Господи, что мне эти деньги, эти вшивые десять процентов? Если уж пошел между нами такой откровенный разговор, так знайте, что мой тесть имеет лично в три раза больше площадей, чем вся наша фирма. Я как потенциальный наследник, естественно с моей женой, – он повел рукой, в сторону молчаливо сидевшей в стороне Зоиньки, – богаче всех вас вместе взятых раза в три. Так что не было никакого резона заказывать и убирать ни первого, ни второго. Если уж убирать кого, так это моего тестя. А вот, ты метишь на мое место, – заявил Костя Мясоедов обернувшись к водителю Володе. – Ложку приготовил, на сметанку настроился, слюни текут. А тебя близко, к общему корытцу не подпускают. Обидно тебе стало, сколько ж можно глаза закрывать бесплатно. Женой пользуются, а к корыту ни-ни! И решил ты накатить на меня…
Никто не успел заметить, когда взвился в воздух водитель Володя. Молнией он пролетел посредине гостиной и вышиб хлестким ударом Мясоедова из кресла. Два не худых тела, рыча покатились по полу сжимая руки на горле друг друга. Сидевшая молча в углу Зоинька вскочила и как ужаленная бросилась спасать своего благоверного. Между тем никогда не стоит лезть разнимать двух сцепившихся псов. И тебе может достаться. Если бы у хозяев была поменьше гостиная, возня бы происходила на одном месте, а так они катились прямо на Зоиньку. Ни минуты не раздумывая она бросилась на обидчика своего мужа и вцепилась со спины ему в горло. Теперь каток из трех тел катился по полу. Никто не знал что делать? Участковый вдруг все бросил и исчез на кухне. Полина пробовала их увещевать:
– Зоя! Костя! Вы ведь цивилизованны люди. Володя уймись!
Эдит поджала ноги и с туфлями взобралась на диван. А клубок начал хрипеть.
– Тяни его за ноги! За ноги тяни! – хрипел Костя Мясоедов.
– Сволочь! За ноги тебя в морг самого потянут! – огрызался водитель, успевая еще пнуть Костю ногой.
– Хр…р!
– Ой, мамоньки! Вы оба на мне!
– Радуйся дура! – успевал огрызаться Володька. Клубок из трех тел ударился об посудную горку.
– Хрусталь не побейте! – со смехом воскликнула Эдит.
– Ну, мальчики! Ну, перестаньте! – трогала за плечо, то одного, то другого Полина. В любой битве, в любом сражении наступает переломный момент, когда одна из сторон начинает теснить другую. Семейная чета оказалась дружнее и крепче единоличника водителя. Они прижали его к полу, а Зоинька наступила ему коленом на грудь, накрыв широкой юбкой лицо поверженного противника.
И в этот трагикомический момент, на сцене импровизированного театра появился участковый с ведром воды. Им, троим лежащим на полу, показалось, что Ледовитый океан вышел из берегов и цунами докатился до десятого этажа. Клубок моментально распался. Участковый пояснил:
– Лучшее средство разнять дерущихся кобелей. Жизнью проверено!
Кое-как встали с пола. Зоинька кокетливо отряхивала юбку. Водитель ошалело крутил головой. Холодный душ его видно вмиг отрезвил, и он начал соображать, что занесло его совершенно не в ту степь. А Костя Мясоедов отплевывался и ругался. На него тоже нашло просветление.
– С ума все посходили! Кто сказал, что Роман пропал? Я спрашиваю, кто? Кому первому пришло в голову, что его заказали, что его убили?
– А ты Костя, что думаешь? – с надеждой в голосе спросила хозяйка дома.