Ученица чародея
Шрифт:
– Думаю, надо дать ребятам одеться, – хихикнула старушка и подхватила под руки обеих женщин.
Этьен покрылся пятнами и гневно гаркнул:
– Вот именно! Нечего тут высматривать! И не думайте, маман! Я женюсь!
– На этой?! – яростно ткнула в меня пальцем мадам Рашаль. – Я тебе женюсь! Понятно, чем она тебе жизнь спасает! Так я и думала!
Мои глаза наполнились слезами, губы задрожали: зачем она так? Я же люблю ее сына! Разве не видно?
Мадам Тэйра все-таки вытолкнула ее в коридор. Служанка закрыла дверь.
Этьен дергаными движениями оделся и, буркнув:
– Сейчас я с ними разберусь! – вышел из комнаты.
Я осталась одна. Святые угодники, что теперь будет?!
Глава 31
Воистину, любовь в постели для влюбленных – священнодействие и нежность, а для чужих глаз – скабрезности и срам. И не докажешь, что иначе.
Я долго боялась выйти из комнаты. Трясущимися руками привела себя в порядок и все поглядывала в окно. Отчаянно хотелось дать деру. На улице безмятежно светило солнце. Наш возница сладко потягивался у колодца, толстый кот неуклюже прыгал в траве за бабочками. Под липой отбивал герб савойского аббатства от дверцы украденной кареты Огюстен. Вот кто всегда поступает рационально, если, конечно, не считать превращение в Голема. Главное, мне не испугаться сейчас настолько, чтобы Огюстен снова обернулся деревянным чурбаном и придушил Этьенову матушку… С меня станется.
Я вздохнула: «Эх, если подумать, мы те еще воры и конокрады. А за мою репутацию теперь вообще никто не даст и ломаного су».
Судя по стуку с первого этажа, там уронили что-то тяжелое. Надеюсь, не на Этьена… Я вздрогнула и снова тоскливо посмотрела в окно. После моего побега из королевского замка в Шамбери второй этаж этого дома казался не таким уж высоким. По толстым ветвям яблони можно будет запросто спуститься до самой земли. Однако шаткая надежда на то, что все утрясется, заставила меня бесшумно выскользнуть из спальни в коридор.
В гостиной кипели нешуточные страсти. Я застыла наверху, впившись пальцами в деревянный поручень лестницы у стены, ни жива ни мертва. Ох, как бы мне косы не выдергали…
– Кто тебе дал право ломиться в комнату?! – орал на мать Этьен.
– Я тут хозяйка, – вспыхнула в ответ мадам Рашаль. – И у меня все права.
– Не забудь, что без меня этого дома у тебя бы не было!
– Еще попрекни меня этим! А то, что вертихвостка твоя мадемуазель и профурсетка, сразу видно! Святую невинность из себя весь вечер строила, а чуть ночь – сразу в постель к моему мальчику.
– Глупости, маман! Во-первых, я уже не мальчик, – рявкнул Этьен.
– Тебе только девятнадцать.
– Во-вторых, ничего, что я сам забрался в ее спальню?
– А она и рада, – съехидничала мадам Рашаль.
«Нет, конечно, я рада, – подумала я возмущенно, – но у нас же не просто так, у нас возвышенные чувства. У нас любовь».
– Мы любим друг друга! – словно в подтверждение моих слов заявил Этьен. – И ты ее совсем не знаешь.
– Ха! – гомерически расхохоталась матушка. – Вот и узнала получше! Она про-фур-сет-ка! Шелка, куда ж там, туфельки, шейка тоненькая, ручки белые – аристократка, ах ты, ах ты! Тьфу, глаза б мои не видели!
– Мама, прекрати! Абели – честная девушка.
– В каком месте?! Да ладно б только лямуры крутить, но жениться! – наседала с упорством дикой буйволицы мадам Рашаль. – Думаешь, простолюдины нужны эдаким дворянкам недоделанным?! Родственники ее собак на тебя спустят, помяни мое слово. У нас один мир, у них другой. Эти расфуфыренные господа в один счет тебя к суду привлекут, выставят соблазнителем.
– В общем, соблазнитель я и есть, – хмыкнул Этьен.
– Болван ты зеленый! А она… Чую, беду тебе принесет. Что-то в ней не так! Уж я нажилась с твоим отцом, прохиндеев за лье чую! Вот она из таких! Добренькой притворяется, улыбается сладенько, реверансами полы подметает, – клокотала негодованием мадам. – А на уме козни одни и интриги всякие. Нет, не так с ней что-то…
Я ужаснулась: неужели произвожу подобное впечатление? Святая Клотильда, я же искренне улыбалась, ну разве что побаивалась немного ее пристальных взглядов и все гадала, как можно было столько прожить с мужем и ничегошеньки о нем не знать. А еще, признаюсь, думала, как допустила она, чтобы чернокнижник-отец с Этьеном всякие штуки проделывал? Вот где она была в те моменты? Спала, колдуном зачарованная, или пулярку на кухне стряпала?
– Она тобой поиграется и переключится на кого-нибудь с состоянием и титулами, – продолжала предрекать матушка Этьена.
– Мама, ты сама понимаешь, что говоришь?! – вскипел он.
– Понимаю я. Дело молодое, ты не девица, гулящей не назовут. Но жениться! Это ты сглупа ляпнул, – чуть тише заговорила мадам Рашаль. – Гуляй себе и дальше, а как надоест, подберем хорошую девушку, скромную, из простых. Чтобы благодарна была. А главное, чтобы ровня!
– Я уже выбрал. И тебе придется принять Абели.
– Женишься на этой, прокляну! – сквозь зубы прошипела мадам Рашаль, будто кипяток, выплеснула на холодный металл.
– Женюсь! – стукнул кулаком по столу Этьен.
– Ах, шельмец! На мать стучать?! У отца набрался?! – взорвалась матушка. – Да я…
Она не успела ничего сказать, потому что раздался грохот, а за ним душераздирающий детский крик. Всплеск жгучей боли взвился с первого этажа с такой силой, что я едва устояла на ногах.
«Господи, дети! Случилось что-то!» – поняла я и, забыв о страхе перед Этьеновой матерью, бросилась по ступеням вниз. У входа в кухню, откуда несся громкий плач, я чуть было не столкнулась с ней лбами.
– Святые мощи! – закричала не своим голосом мадам Рашаль.
Служанка стояла над лоханью, в которой разрывался от плача обварившийся младенец. На полу возле перевернутого ведра вопила Клодин – на покрасневших ладошках и щечке вспухли волдыри.
Я растерялась: к кому первому? Но Этьен кинулся к Клодин, а потому я подхватила из лохани годовалую Жу-Жу и тотчас положила ладонь на ожоги на крошечном тельце. Не удержалась, втянула воздух сквозь зубы – больно-то как, Господи!
Где-то фоном причитала служанка: