Ученица чародея
Шрифт:
Каково же было мое удивление, когда передо мной возникла голова Этьена. Затем он, как акробат из ярмарочного цирка, легко подтянулся на руках и сел на ветку, чуть пружинящую под ним. Мы оказались лицом к лицу друг к другу.
– Ждешь меня, Абели? – подмигнул он. – Я так и знал!
Я пожала плечами:
– Не жду. На звезды любуюсь.
– Тогда не буду мешать. Наслаждайся, – Этьен встал и, балансируя, неторопливо пошел по ветке к стволу.
– Этьен!
– Что? – он обернулся, хитрый, как лис.
– Не уходи.
Этьен в два шага вернулся обратно. Ухватившись за ветку над головой, он выгнул спину и ловко проскользнул внутрь комнаты. Не успела я опомниться, как Этьен оказался в шаге от меня. Я смутилась и спросила первое, что пришло в голову:
– Хочешь со мной на звезды посмотреть?
– Зачем мне звезды, если ты рядом?
Смешливость в карих глазах сменилась серьезностью, Этьен оперся бедрами о подоконник, и взял меня за руку:
– А мне бы хотелось, чтобы ты меня ждала…
Я ничего не ответила. Моя кисть казалась крошечной в его теплых ладонях. Было хорошо, но боязно. Вдруг кто-то увидит нас у окна? Что сказала бы его матушка, моя парижская тетушка-графиня, весь мир, наконец, обнаружив, что я стою в одной рубашке, простоволосая и босая наедине с молодым человеком? Заклеймили бы позором. А Этьену, скорее всего, это сошло бы с рук. Мир несправедлив. Но о том, чтобы прогнать Тити не могло быть и речи. Было не менее боязно от того, что Этьен прочтет в моих глазах эти мысли и снова скажет, что уважает. Только уважает… И уйдет.
Но Этьен не произнес ни слова. От его молчания и проникновенного взгляда мое сердце то трепетало, то замирало, как испуганный жаворонок в руках птицелова. К щекам прилила кровь. Наверное, я покраснела.
Так хотелось довериться Этьену. Могу ли? «Пожалуйста, пожалуйста, будь со мной добр. Просто будь со мной!» – мысленно взмолилась я, но вслух лишь сухо поинтересовалась:
– Поговорил с матушкой?
– Да.
– Все рассказал про отца?
– Почти.
– А она?
– Ее таким не удивишь.
– Она ушла спать?
– Да.
– Я ей не понравилась?
– Разве это имеет значение? – он мягким движением убрал пряди с моего лба и коснулся губами моей макушки. – Ты нравишься мне. И с этим все будут считаться.
Я вздохнула. Так хочется верить, что он говорит это не каждой подружке! А вдруг каждой? Я осторожно высвободилась и провела ладонью по крашеной оконной раме, желтоватой в лунном свете. Сердцу было до того тесно в груди, что оно готово было излиться наружу со слезами. Волнуясь, я не знала, что говорить и делать. Все слова улетучились вместе с логикой, доводами, приличиями. Кто знает, что с нами будет завтра? Что уготовила нам судьба? Сейчас он рядом, со мной. И уже это счастье.
Этьен снова завладел моей кистью, погладил так, что у меня перехватило дыхание, а потом задумчиво посмотрел на нее:
– Такие маленькие пальцы и такие волшебные. Как ты вся, – а затем нежно поцеловал каждый палец, прижал к лицу ладонь. – Думал, таких не бывает…
– Милый, – выдохнула я, ощущая, как все внутри меня заливает теплым белым сиянием, а в груди расцветает большой розовый цветок.
Этьен поднял на меня восхищенные глаза:
– Матерь Божья, Абели! Ты вся из света! – он отступил на шаг, рассматривая. – Ты прекрасна, как Царица Небесная!
Окружающее Этьена фиолетовое облако засверкало золотыми искрами, и тело парня постепенно тоже охватило белое пламя. Пораженная, я смотрела, как в центре груди Этьена распускаются лепестки такого же розового цветка, как у меня. Это было чудесно. Будто в цветном, сказочном сне. Этьен был красив, как Бог, как спустившийся с небес ангел. Вся моя кожа отозвалась мурашками. Он прошептал:
– Абели, я люблю тебя!
– И я люблю! – эхом отозвалась я, счастливая и смятенная.
Этьен потянулся ко мне, а я – к нему. Его поцелуй был робким и трепетным, совсем не таким, как раньше.
– Абели, можно? – спросил он, глядя на меня сияющими глазами.
– Да, – выдохнула я.
– Не бойся… – шепнул он и покрыл нежными поцелуями мое лицо, провел кончиками пальцев по волосам, шее. Теплый, волнующий, ласковый свет заструился из ладоней в ладони, из губ в губы. Излучаемый Этьеном, он впитывался в поры моей кожи, и так же перетекал из моего тела в его. Он пах сандалом и еще чем-то восточным. Голова моя закружилась, и я поплыла. Тити подхватил меня на руки и понес куда-то.
В волнах нежности я забыла, что у моего тела есть границы, забыла себя. Яркой искрой низ живота пронзила боль, но только на мгновение. А потом не стало Этьена, не стало Абели – мы превратились в музыку, ветер, воздух… Единые, как два блистающих облака, слившихся в одно. Парящее, свободное. Света было так много, что он, струясь, наполнял все вокруг нас. Вскоре комната наполнилась белым свечением и будто бы исчезла. Где-то далеко что-то шумело и взрывалось. Или это только казалось… Какая разница?
Наконец, Этьен прошептал:
– Спасибо, любовь моя, – и откинулся на подушку рядом со мной.
Я внезапно снова обрела тело. Меня окатило прохладой. В нос ударил резкий запах свежести, будто кто-то срезал целый куст пеларгоний, и я увидела за окном зарево. Небо зажигалось, прорезанное сотнями ломаных молний, и снова гасло до полной темноты, уступая место чудовищному грохоту. От грома сотрясался весь дом. Шумел дождь, и ветер заносил холодные капли в комнату, окропляя нас. Разыгралась такая гроза, какую мне в жизни видывать не доводилось. Этьен присвистнул: