Ученица чародея
Шрифт:
– Войдите.
На пороге показалась мадам Тэйра. Она махнула рукой:
– Огюстен, голубчик, заходи, не топчись. Твоя дорогая мадемуазель Абели уже не спит. Вся в пуху, но при полном параде.
Этьен недоумевающе взглянул на меня. Я почувствовала себя неловко, но промолчала. Переваливаясь, мадам Тэйра прошаркала до табурета, взобралась на него и шумно вздохнула. Следом вошел белокурый великан. Увидев меня, он расцвел и церемонно поклонился:
– Доброе утро, мадемуазель Абели!
– Доброе, – с улыбкой ответила я. – Сегодня оно и
– Рад видеть вас в добром здравии, мадемуазель, – припал к моей руке Огюстен. – И вас, мсьё Этьен. Мы все здорово поволновались вчера за вас, но мадемуазель – настоящая волшебница. Ей нет равных!
– Да, – отчего-то нахмурился Этьен, – волшебница…
– Если бы не помощь мсьё Огюстена и мадам Тэйра, я бы не справилась, – не преминула сообщить я.
Этьен поднялся и склонил голову:
– Благодарю. Я ваш должник.
Огюстен любезно улыбнулся. Над ним всколыхнулось зеленоватое облако. Мадам Тэйра просто разгладила сухонькими ладонями скатерть и заявила:
– На здоровьице. Но если б не Абели, сидеть бы тебе в чистилище или где там еще до Страшного суда… Не забывай.
Этьен заметно побледнел и бросил на меня благодарный взгляд:
– Не забуду.
– Вот и чудненько, Тити. А теперь, дети, обсудим всё, и в дорожку. Нечего рассиживаться там, где наследили, и гневить Бога беспечностью.
Она закашлялась в кулачок. И без того маленькая старушка отчего-то сегодня согнулась в три погибели и стала казаться еще меньше, словно иссушенный ветрами, кривой пенек акации, сохранившийся со времен древних галлов. Меня это встревожило. Я по-прежнему не видела над прабабушкой ничего, а потому цветной подсказки не было. По ощущению – мадам беспокоило лишь легкое першение в горле. Неужели простыла? Я коснулась ее плеча:
– Вам нездоровится, бабушка? Давайте помогу.
– Спасибо, милая, помочь тут нечем, – покачала она головой, – болезнь у меня простая, но смертельная. Старость называется. Садитесь-ка, дети. В ногах правды нет.
Лишь после того, как села я, Огюстен также опустился на табурет, опасно заскрипевший под тяжестью великана. Этьен же развалился на стуле и постукивал пальцами по столешнице. А ведь сидеть, когда девушка стоит – невежливо! Действительно жаль, что его так плохо воспитали. Возможно, смогу привить ему хорошие манеры? Кто знает. Однако мои мысли вернулись к прабабушке, и я позволила себе усомниться:
– Мадам, все же дело, наверное, не только в старости. Вы были полны сил еще вчера, а в горах во время похода даже мы, молодые, могли позавидовать вашей бодрости. Но сейчас, кажется, вам нехорошо.
– Малышка, все так и должно быть. Камешек не у меня теперь, – пробормотала старушка, – оттого и сила осталась только та, что по годам положена. Слишком даже. Помнишь, за сколько мне перевалило? Не рассыпаться бы на ходу, лопни мои глаза!
– Может, вернуть вам камень? – обеспокоилась я.
– Вот уж нет, – крякнула мадам Тэйра. – Я тебе, что ли, Мафусаил библейский? Тыщу
Я лишь вздохнула – что тут скажешь?
– А где мы, собственно? И есть ли у нас план? – заговорил Этьен. – И еще мне, к примеру, не терпится обзавестись штанами.
– Это не проблема, – кивнул Огюстен, – я уже послал служанку в лавку суконщика.
– Да вы деловой малый, – присвистнул Этьен и сделал вид, что поднял воображаемую шляпу. – Гран мерси!
Огюстен пожал плечами, словно способность думать на два шага вперед была у всех и каждого, а затем достал из кармана бумажку:
– Насчет плана. Я расписал все, – Огюстен поднял палец вверх. – Не только коммерция требует точности. Мы, мсьё Этьен, направляемся в Париж. А из Бург-ан-Бресса, где мы в данный момент находимся, добираться туда чуть больше суток через Шалон-сюр-Сон, Монбар, Тоннэр, Санс и Фонтенбло. Я поспрашивал в таверне и выяснил, что это самая короткая дорога. Так что нам придется еще раз где-то остановиться на ночь. Скорее всего, это случится в Тоннэре.
– В Тоннэре! – хором воскликнули я и Этьен.
– Да, в Тоннэре, а что? – удивился Огюстен.
Этьен тут же пожал плечами, словно ничего особенного это местечко для него не значило:
– Так, живут одни старые знакомые. – Солнце выглянуло из-за ставни, и светлые слепящие пятнышки упали ему на нос. Этьен сощурился и прикрыл лицо рукой.
Я же взволновалась не на шутку:
– Ах, святая Клотильда, Тоннэр! Ведь в его предместье находится замок моего отца. Папа много рассказывал о замке Анси-лё Фран, самом красивом во всей славной Бургундии. – Отчего-то меня охватила гордость, и я не преминула похвастаться: – Этот замок вместе с графством Тоннэр принадлежит нашему роду уже несколько веков.
– Графство? – вытаращился на меня Этьен.
– Мадемуазель – графиня, разве вы не знали? – не к месту вставил Огюстен.
Приосанившись, я подтвердила:
– Да, графство. Ведь мое полное имя Абели-Мадлен Тома де Клермон-Тоннэр.
Этьен открыл было рот, но ничего не сказал. Судя по виду, радости ему такое признание не доставило. Огюстен продолжал заговорщически улыбаться, а мадам Тэйра, кашлянув, добавила:
– Графиня – это с одной стороны, а с другой – мамаша-содержанка, которая, кстати, развод с мужем-лавочником так и не получила. Так что, Абели, можешь задирать нос и представляться графиней-лавочницей. Или принцессой домашней утвари.
Я покраснела и прикусила язык. Но мадам Тэйра не унялась:
– А еще не забудь, что у тебя в родственниках и ремесленники имеются. Чего уж скрывать? Сразу всю родословную вываливай. И щеки посильнее раздувай, как архиерей на Пасху, чтобы уж наверняка все от восторга на землю попадали.
Этьен еле сдержал смешок. Я обиженно посмотрела на старуху и с вызовом спросила:
– При дворе короля Людовика, куда вы, мадам, меня отправляете, именно так и следует представляться?
– Зачем тебе ко двору короля? – опешил Этьен.