Ученица ведьмы
Шрифт:
– Ну, не все же такие...
– язвительно начал было Роул, но враз осекся под тяжелым взглядом черных глаз, мне это хорошо было видно.
Его сообщник как раз стоял перед моим диваном, меряя принца вовсе не дружеским взглядом. Возле шкафа очень кстати злобно зашипел Фуссо, словно чем-то рассерженный и друзья сразу расслабились.
– Да он, похоже, и впрямь тебе предан как собака, - с притворным изумлением пробурчал черноглазый и направился к двери.
– А куда ему деваться?
– довольно заржал шагающий следом Роул и дверь за ними захлопнулась.
Фуссо покинул свой пост возле шкафа, дотопал до диванчика и, осторожно прихватив клешней одеяло, натянул мне до подбородка. Потом направился
Значит считает, что мне нужно спать, поняла я. Мысли текли в голове непривычно ясные и логичные, всё, что только что произошло в этой комнате, казалось понятным, как задачка для второго класса. И даже слишком понятным... вернись ко мне в эту минуту подвижность и эмоции, уже резала бы на полоски нарядные рубахи из шкафа и плела веревку. Я в каком-то фильме видела, как это делается.
Хотя... зачем мне веревка? Если я даже не знаю, как открываются здесь окна и куда они выходят... если по закону Марининых книжек фентези, то должны в сад, где никогда никто не ходит, а если по закону подлости - во двор, полный охраны. И почему вчера мне так и так и не пришло в голову выглянуть в окно? Не мучилась бы сейчас напрасными предположениями. Однако мозг, подстегнутый странным снадобьем, которое, несомненно, я сжевала с булками, не хотел отдыхать и один за другим десятками изобретал и обосновывал планы побега и спасения. От грязной и унизительной процедуры, неминуемо надвигающейся на меня вместе с грядущим днем.
Однако ни один из этих планов детальной проверки не прошел. Во всех имелось несколько слабых мест, но одно из них было общим, мое абсолютное незнание местности и обычаев этого мира. Явно враждебного по отношению к таким, как я.
День второй, очень тревожный.
Проснулась я внезапно, сама сначала не поняла, отчего. Вытаращила глаза, попробовала шевельнуть руками и ногами... пальцы шевелятся, и ощущения вернулись... по крайней мере, тревога и страх - так точно. Даже внутри все похолодело и сжалось, когда вдруг сообразила, вот оно, началось. Связали и тащат... почему-то вниз животом... на алтарь, наверное, или где это у них происходит... издевательство над людьми.
А я даже закричать не могу... нет, что на помощь тут звать бесполезно, и сама отлично понимаю, но завыть... заорать от ужаса, от отчаяния... да просто в знак протеста!
Спасите! Не хочу! Не надо! Боги, если вы есть... умоляю... верните меня обратно! Я буду мыть полы и доить козу по пять раз в день. А в искупление своей легкомысленной выходки, стану каждый день ходить по улицам и всем малолетним дурочкам, решившим, что они уже умные, самостоятельные, и прекрасно проживут без помощи и защиты родичей... объяснять, доказывать, втолковывать как малышам, сколько гнусных подлецов и страшных ловушек ждет их на этом пути. Конечно... не все в них попадут... но если бы люди заранее знали, как страшно и больно, когда злая судьба выбирает именно тебя. Как невыносимо хочется вернуться назад... в ту простую жизнь, что еще день назад казалась такой скучной и серой. Как жутко сжимается сердце от мысли, что завтра взойдет солнце... а ты его уже не увидишь... И что тетка еще много лет будет шарить в прибитой к калитке старой сумке... в надежде на письмецо от беспутной Катьки.
Я замычала от горя и отчаяния, пытаясь поведать чужому, безразличному к моей судьбе миру, всю глубину своей боли и ненависти. Потому что просто не могла не ненавидеть тех, кто собирался сделать со мной нечто грязное и мерзкое.
В ответ меня больно стукнули по спине, и молча потащили дальше.
Да бейте, бейте! Теперь уже все равно. Я замычала еще сильнее и получила еще один увесистый тумак. И порцию злобного, противного... но такого знакомого шипения, что очередной вой сам застрял в горле.
Подожди Катька, подумай немного. Раз тебя тащат не слуги... к хозяину на алтарь... или в спальню... а Фуссо, значит... А вот ничего это и не значит. Вполне возможно, что именно монстр и занимается в этом дворце переноской тяжестей, вон он какой здоровенький.
Тогда... может... может, уже все было... и тебя за ненадобностью отдали монстру... на пропитание... хотя нет, сообщник вроде сказал, что я должна созреть... Интересно, до чего?
Черт, вчера вечером, когда во мне не было эмоций и не шевелились пальцы, так замечательно работала голова... а сегодня она тяжелая и тупо ноет... впрочем, как и всё тело...
Еще бы не ныть, если оно намертво перетянуто веревками и некоторые так впились в кожу... что под ними все занемело. Интересно... куда меня можно столько времени тащить, теперь смутно припоминается, что и во сне давили на меня веревки и мир мягко качался, словно ехал в электричке.
– М-му...
– мычу я потише, но очень жалостно.
Покачивание, словно в ответ, становится более резким и отрывистым, словно вагон запрыгал на непрерывных стыках. Похоже, мой личный транспорт прибавил ходу. И это, конечно, имеет какое-то значение, вот только головная боль становится все нестерпимее. Точно так же, как в тот единственный раз, когда я умудрилась напиться. Мои родители никогда не зависели от стадной привычки пить спиртное по любому поводу. Хотя что-то в красивых бутылках в серванте всегда стояло... только меня в то время это абсолютно не интересовало. А вот прошлым летом на дне рождения у Ленки, что живет в крайнем доме на другом конце хутора, я первый раз попробовала водку. И вроде не ведусь никогда на подначки, а тут как черт вселился. А всё Ленка, неизвестно с чего вдруг пригласившая нас со Светкой и Олеськой, не особо мы и дружили с ней до этого. Несколько раз, похихикивая, прошлась на тему правильных малолеток, которые крепче фанты ничего во рту не держали... ну, я и обозлилась. Доказывать начала... вот и додоказывалась... до сих пор без содрогания даже на пиво смотреть не могу. Хорошо, что к тому времени Олеська уже втихаря отцу позвонила. Он и примчался... на тракторёнке. Выматерил по-черному матушку именинницы, загрузил нас кучей в кузов и развез по домам. Тетка меня целую ночь поила какой-то гадостью, и иначе, как пьянью подзаборной, не величала. Только когда я немного оклемалась и начала засыпать, она ушла по делам, с тихим вздохом бросив на пороге странную фразу... вроде того, что не по рангу ей такая должность...
Тогда я так поняла, тетка жалеет, что забрала меня из интерната, а вот теперь... начинаю сомневаться... о том ли вообще была речь.
Вагон трясти перестало, заскрипело и зашуршало что-то невидимое, обдал лицо свежий воздух... и тут меня уронили. Больно уронили, на что-то очень твердое, хотя вроде и невысоко. Я возмущенно взвыла, жалея о невозможности от души выругать подлого монстра, обращающегося с девушкой как с мешком овса, но он опередил меня, зашипев так свирепо, что я невольно стиснула губы.
Кто знает, что там у него на уме? Лучше не сердить... может, дольше проживу.
Плеснула вода, где-то совсем рядом, и твердь подо мной качнулась, а потом плавно куда-то двинулась и это я сполна ощутила всей своей больной головой... и желудком, в котором заволновались и без того неспокойные булочки. Вот только этого и не хватало... когда рот завязан...
Мое плавсредство все так же плавно двигалось в неизвестность, а я, стараясь думать о чем-то постороннем, терпела, пока могла терпеть. А потом, когда уже поняла, что через несколько секунд будет поздно, заскулила, задергала всем телом, освободи же мне рот, идиот, иначе я задохнусь.