Ученик убийцы
Шрифт:
Я уже достаточно отошел к арке в стене, когда она окликнула меня:
— Подожди.
Но мой желудок издал тихое протестующее ворчание, и я сделал вид, что не расслышал. Она не пошла за мной, но я чувствовал, что леди не спускает с меня глаз, и поэтому старался держать голову высоко и идти твердо до тех пор, пока не вышел из кухонного двора. Я с трудом довел себя до конюшни, где меня вырвало в навозную кучу, после чего заснул в чистом пустом стойле, поскольку ступеньки к комнатам Баррича оказались слишком крутыми.
Но юность поразительно быстро восстанавливается,
— Смени рубашку. — И потом добавила: — В этих гамашах ты выглядишь как аист. Скажи миссис Хести, что они требуют замены.
— Доброе утро, леди, — поздоровался я. Это был не ответ, но больше мне ничего не пришло в голову. Я решил, что эта женщина очень эксцентричная, даже больше, чем леди Тайм. Лучшей линией поведения будет ее рассмешить. Я ожидал, что она отойдет в сторону и пойдет своей дорогой, но она продолжала удерживать меня взглядом.
— Ты умеешь играть на каком-нибудь музыкальном инструменте? — требовательно спросила она.
Я молча покачал головой.
— Значит, поешь?
— Нет, моя леди. Она огорчилась:
— Тогда, может быть, тебя учили декламировать поэмы и учебные стихи, о травах, лекарствах и навигации… Ну, всякое такое?
— Только то, что относится к уходу за лошадьми, ястребами и собаками, — почти честно ответил я. Баррич настаивал, чтобы я этому учился, Чейд рассказывал о ядах и противоядиях, но предупреждал, что это не общеизвестные факты и что о них нельзя болтать.
— Тогда ты, конечно, танцуешь? И умеешь сочинять стихи?
Я был окончательно смущен.
— Леди, я думаю, вы меня с кем-то перепутали. Может, вы думали об Августе, племяннике короля? Он на год или на два моложе меня, и…
— Я не ошиблась. Отвечай на мой вопрос! — потребовала она почти визгливо.
— Нет, моя леди, предметы, о которых вы говорите, для тех, кто… рожден в законном браке. Меня этому не обучали.
При каждом отрицательном ответе она казалась все более и более огорченной. Она все сильнее сжимала губы, ее карие глаза потемнели.
— Я не собираюсь терпеть этого! — заявила она и, взметнув вихрь юбок, поспешила прочь по коридору. Через мгновение я пошел в свою комнату, сменил рубаху и надел пару самых длинных гамаш, которые у меня были. Я выбросил леди из головы и погрузился в гущу дел.
После полудня, когда вернулся Баррич, шел дождь. Я встретил его у конюшни и принял поводья его лошади, когда он неловко соскочил с седла.
— Ты вырос, Фитц, — заметил он и критически оглядел меня, как будто я был лошадь или собака, неожиданно оказавшаяся перспективной. Он открыл рот, чтобы сказать что-то еще, потом покачал головой и фыркнул. — Ну? — спросил он, и я начал свой доклад.
Баррич отсутствовал
Меня удивляло, как сильно он иногда походил на Чейд а. Они очень похоже требовали точных деталей в рассказе о событиях прошлой недели или прошлого месяца. Научиться докладывать Чейду было не так трудно; он просто сформулировал то, чего долгое время требовал от меня Баррич. Только через много лет я понял, как похоже это было на доклад солдата своему начальнику.
Другой человек пошел бы на кухню или вымылся, выслушав мое изложение событий, произошедших в его отсутствие. Но Баррич настоял на том, чтобы пройтись по стойлам, при этом он останавливался поболтать с грумом или тихо пошептаться с лошадью. Подойдя к старой гнедой, принадлежавшей приезжей леди, Баррич остановился. Несколько минут он молча смотрел на лошадь.
— Я объезжал ее, — сказал он внезапно. При этих словах лошадь повернулась, чтобы взглянуть на Баррича, а потом тихо заржала. — Шелк, — негромко произнес он и погладил мягкий нос, потом вдруг вздохнул: — Значит, леди Пейшенс здесь. Она тебя уже видела?
Это был трудный вопрос. Тысяча мыслей сразу столкнулись у меня в голове. Леди Пейшенс, жена моего отца и, судя по многим сведениям, та, кто более всех виновата в том, что мой отец оставил двор и меня. Вот с кем я болтал на кухне, вот кого пьяно приветствовал! Вот кто расспрашивал меня этим утром о моем образовании! Барричу я пробормотал:
— Неофициально, но мы встречались. Он удивил меня, рассмеявшись.
— У тебя все на лице написано, Фитц. Я по одному твоему виду могу сказать, что она мало изменилась. Первый раз я встретил ее в саду ее отца. Она сидела на дереве. Она потребовала, чтобы я вытащил занозу из ее ноги, и тут же сняла туфлю и чулок, чтобы я мог это сделать. Вот, прямо передо мной. И она вовсе не имела никакого представления о том, кто я такой. Как и я о ней. Я думал, что она горничная. Это было давным-давно, конечно, и даже за несколько лет до того, как мой принц ее встретил. Думаю, я тогда был не намного старше, чем ты сейчас. — Он помолчал, и лицо его смягчилось. — А у нее была жалкая маленькая собачонка, которую она всегда носила с собой в корзинке. Она вечно скулила, и ее рвало клочьями ее собственной шерсти. Ее звали Пушок, — Он снова помолчал и улыбнулся почти нежно. — Надо же, вспомнить такое через столько-то лет!
— Ты ей понравился, когда она в первый раз тебя увидела? — спросил я бестактно.
Баррич посмотрел на меня, и глаза его стали непроницаемыми. Человек исчез за этим взглядом.
— Больше, чем нравлюсь сейчас, — огрызнулся он, — но это не имеет значения. Давай-ка, Фитц, расскажи, что она думает о тебе.
Это тоже был трудный вопрос. Я стал вспоминать свои впечатления от наших встреч, приглаживая детали, насколько смел. Я уже наполовину закончил рассказ о моем садовом приключении, когда Баррич поднял руку: