Ученик убийцы
Шрифт:
— Хорошо. — В первый раз, я думаю, Пейшенс поняла, что наша беседа зашла не туда, куда следовало. Она смотрела в окно, на серый день. — Кто-то хорошо учил тебя, — сказала она, немного слишком веселым голосом.
— Федврен. — Когда она ничего не сказала, я добавил: — Замковый писарь, знаете ли. Он хотел бы, чтобы я был его помощником. Он доволен тем, как я пишу, а теперь просит копировать его изображения, конечно, когда у нас есть время. Я часто занят, а его часто нет, он ищет новый камыш для бумаги.
— Камыш для бумаги? — вяло удивилась она.
— У него мало бумаги. Было довольно много, но постепенно он ее использовал. Он получил ее у торговца, который взял ее у другого, а тот еще у одного, так что Федврен не знал, откуда она взялась. Но, судя по тому, что ему
— Я не знала, что кто-то здесь разделяет мои интересы. — Внезапное оживление осветило лицо леди. — Он пробовал бумагу, сделанную из толченого корня ли— лииг .у меня кое-что из него вышло. И еще неплохая бумага из волокон коры кинью, если сперва свернуть их, а потом спрессовать. Она прочная и гибкая, правда, поверхность оставляет желать много лучшего. В отличие от этой бумаги…
Она снова бросила взгляд на листки в ее руке и замолчала. Потом медленно спросила:
— Ты любишь щенка так сильно?
— Да, — сказал я просто, и наши глаза встретились. Она смотрела на меня так же отстраненно, как иногда смотрела в окно. Внезапно глаза ее наполнились слезами.
— Иногда ты так похож на него, что… — она задохнулась. — Ты должен был быть моим! Это несправедливо! Ты должен был быть моим!
Она выкрикнула это с такой яростью, что я испугался, что она сейчас ударит меня. Но она бросилась ко мне и сжала меня в объятиях, по дороге наступив на свою собаку и перевернув вазу с зеленью. Собака с воплем вскочила, ваза рухнула на пол, так что вода и осколки полетели во все стороны, а лоб моей леди стукнул меня под подбородок, и несколько мгновений я не видел ничего, кроме разноцветных искр. Прежде чем я смог как-то отреагировать, она оторвалась от меня и с криком, похожим на крик ошпаренной кошки, кинулась в свою спальню. Потом захлопнула за собой дверь.
И все это время Лейси продолжала плести свои кружева.
— С ней иногда бывает, — заметила она благодушно и кивнула на дверь. — Приходи снова завтра, — напомнила она и добавила: — Ты знаешь, леди Пейшенс очень полюбила тебя.
ГАЛЕН
Гален, сын ткача, пришел в Баккип мальчиком. Его отец был одним из личных слуг королевы Дизайер, которые последовали за ней из Фарроу. Тогда мастером Скилла в Баккипе была Солисити. Она учила Скиллу короля Баунти и его сына Шрюда, так что к тому времени, когда сыновья Шрюда немного подросли, она была уже очень стара. Она обратилась с просьбой к королю Баунти, сказав, что хотела бы взять помощника, и он дал согласие. Гален пользовался благосклонностью королевы, и по настоятельной просьбе будущей королевы Дизайер Солисити выбрала юного Галена своим учеником. В то время, как и сейчас, Скилл был запрещен бастардам дома Видящих, но когда талант неожиданно расцветал среди тех, кто не принадлежал к королевскому роду, он культивировался и вознаграждался. Без сомнения, Гален был одним из таких людей, мальчиком, проявившим странный и неожиданный талант, который привлек внимание мастера Скилла.
Когда принц Чивэл и Верити стали достаточно взрослыми, чтобы начать изучение Скилла, Гален уже мог помогать Солисити учить их, хотя был всего на год или на два старше принцев.
И снова моя жизнь стала стремиться к равновесию и быстро нашла его. Неловкость моего общения с леди Пейшенс со временем уступила место осознанию, что мы никогда не станем слишком уж близки друг другу.
Но ни один из нас не испытывал необходимости делиться своими чувствами. Мы держались на определенном расстоянии и умудрились достичь особого молчаливого понимания. Однако в официальном течении наших отношений иногда случались моменты искреннего веселья, а иногда мы даже прекрасно взаимодействовали.
Когда
И тогда начались мои уроки с Галеном.
В ночь перед тем, как должны были начаться занятия, Баррич послал за мной. Я пошел к нему, размышляя, какую работу умудрился плохо выполнить и за что он будет меня бранить. Он ждал меня у конюшни, переминаясь с ноги на ногу, беспокойно, как привязанный жеребец. Он немедленно кивком приказал мне следовать за ним и отвел в свою комнату.
— Чай? — предложил он и, когда я кивнул, налил мне кружку из теплого чайника на его очаге.
— Что случилось? — спросил я, принимая кружку. Я никогда не видел его в таком напряжении. Это было так непохоже на Баррича, что я боялся каких-нибудь ужасных новостей что Суути заболела или умерла или что он узнал о существовании Кузнечика.
— Ничего, — солгал он и сделал это так плохо, что сам немедленно понял свою оплошность. — Дело вот в чем, мальчик, — сказал он внезапно, — сегодня ко мне приходил Гален. Он сказал, что ты будешь учиться Скиллу. И он потребовал от меня, чтобы я никоим образом не вмешивался, пока он будет учить тебя, — не давал советов, не требовал работы и даже не делил с тобой трапезу. Он был крайне… резок. — Баррич помолчал, и я подумал, какое слово он заменил на более мягкое. Он отвел глаза. — Было время, когда я надеялся, что этот шанс будет тебе предложен, но когда этого не случилось, я решил, что это, пожалуй, к лучшему. Гален может быть суровым учителем. Очень суровым. Я слышал разговоры об этом раньше. Он гонит своих учеников, но говорит, что требует от них не больше, чем от себя самого. И, мальчик, я слышал то же самое и о себе, если ты можешь этому поверить.
Я позволил себе легкую улыбку, но Баррич только нахмурился в ответ.
— Слушай, что я тебе говорю. Гален открыто тебя недолюбливает. Конечно, он совсем тебя не знает, так что это не твоя вина. Это базируется исключительно на… на том, кто ты и чему ты был причиной, — видит Бог, это не твоя вина. Но если бы Гален сделал такое заключение, ему пришлось бы согласиться с тем, что это вина Чивэла, а я не помню, чтобы он признавал в Чивэ-ле какие-нибудь недостатки… но можно же любить человека и здраво оценивать его. — Баррич сделал круг по комнате, потом вернулся к огню.