Ученик
Шрифт:
Она сосредоточилась на останках.
— Резцы, форма нёба и длина черепа позволяют сделать вывод о принадлежности к европейской расе. Череп небольшой, надбровные дуги минимальные. Далее смотрим таз. Входные размеры, подлобковая область — все указывает на то, что перед нами белая женщина.
— А возраст?
— Имеется неполное эпифизарное сращение подвздошного гребня. Артрических изменений позвоночного столба нет. Это молодая женщина.
— Согласен. — Доктор Пепе взял в руки челюсть. — Три золотые коронки, — заметил он. — И большая амальгамовая пломба. Вы делали рентген?
— Йошима сделал сегодня
Пепе подошел к экрану.
— Залечены два корневых канала. — Он показал на снимок челюсти. — Похоже, что они запломбированы гуттаперчей. И посмотрите сюда. Видите, корни зубов с седьмого по десятый и с двадцать второго по двадцать седьмой короткие и тупые? Здесь хорошо поработал ортодонт.
— А я не заметила, — призналась Айлз.
Пепе улыбнулся.
— Рад, что смог поучить вас хоть чему-то, доктор Айлз. А то уж я начал ощущать собственную никчемность.
Агент Дин сказал:
— Выходит, перед нами женщина, у которой были средства, чтобы оплатить работу стоматолога.
— Причем очень дорогую работу, — добавил Пепе.
Риццоли вспомнила Гейл Йигер и ее красивые ровные зубы. После того как сердце перестает биться, а плоть разлагается, только по состоянию зубов можно отличить бедного от богатого. Те, кто едва сводит концы с концами, не обращают внимания на дырку в зубе или неправильный прикус. Характеристики этой жертвы становились все более узнаваемыми.
Молодая женщина. Белая. Обеспеченная.
Пепе отложил челюсть и переключил внимание на туловище. Какое-то мгновение он изучал деформированную грудную клетку. Потом поднял ребро, приложил его к грудине и оценил угол, образованный двумя костями.
— Pectus excavatum, — произнес он.
Впервые на лице Айлз отразилось разочарование.
— Я даже не обратила внимания.
— А как насчет большеберцовых костей?
Она шагнула к изножию стола и взяла одну из самых длинных костей. Рассматривая ее, она все больше хмурилась. Потом схватила другую такую же кость и положила рядом.
— Двустороннее genu varum, — взволнованно произнесла она. — Возможно, пятнадцать градусов. Не знаю, как так получилось, что я этого не увидела.
— Вы сосредоточились на переломе. Этот стержень слишком бросался в глаза. А искривление теперь редко кто замечает. Разве что такие старики, как я.
— И все равно непростительно. Я должна была сразу заметить. — Айлз замолчала, ее взгляд скользнул вверх, к грудной клетке. — Странно. Совсем не вяжется с состоянием зубов. Как будто мы имеем дело с совершенно разными людьми.
В их разговор вмешался Корсак:
— Может, поделитесь с нами своими соображениями? Что вам кажется странным?
— У этой жертвы отмечается genu varum, — начал доктор Пепе. — Проще говоря, О-образное искривление ног. Большеберцовые кости выгнуты на пятнадцать градусов. Это вдвое больше нормы.
— Ну и что вы так разволновались? Подумаешь, кривые ноги вовсе не редкость.
— Дело не только в кривых ногах, — объяснила Айлз. — Речь идет и о состоянии грудной клетки. Посмотрите, какой угол образуют ребра с грудной клеткой. У нее типичный pectus excavatum, или
— Это связано с атипичным строением костей? — спросила Риццоли.
— Да. Дефект костного метаболизма.
— О каком заболевании идет речь?
Айлз заколебалась и посмотрела на доктора Пепе.
— Что-то у нее рост маловат.
— Каков показатель Троттера-Глезера?
Айлз достала рулетку и измерила длину бедра и большеберцовой кости.
— Примерно сто пятьдесят пять сантиметров. Плюс-минус семь.
— Итак, мы имеем pectus excavatum. Двустороннее genu varum. Маленький рост. — Он удовлетворенно закивал головой. — Кое-какие выводы напрашиваются.
Айлз взглянула на Риццоли.
— У нее в детстве был рахит.
Рахит. Слово было почти забытое. Для Риццоли оно неизменно ассоциировалось с босоногим детством в трущобах, орущими младенцами и беспросветной нищетой. Иная эпоха, окрашенная в тусклые краски. Рахит — слово, которое совершенно не сочеталось с женщиной, имеющей три золотые коронки и выправленные ортодонтом зубы.
Габриэль Дин тоже заметил это явное противоречие.
— Я всегда думал, что причиной рахита является недоедание, — сказал он.
— Да, — подтвердила Айлз. — Недостаток витамина Д. Большинство детей получают его либо с молоком, либо на солнце. Но если ребенок недоедает или мало бывает на солнце, возникает дефицит этого витамина. Это влияет на метаболизм кальция и формирование костей. — Она сделала паузу. — Честно говоря, я впервые вижу такие четкие признаки рахита.
— Приглашаю вас на раскопки, — сказал доктор Пепе. — Я покажу вам множество таких примеров из прошлого столетия. В Скандинавии, на севере России…
— Но сегодня? В Штатах? — удивился Дин.
Пепе покачал головой.
— Совершенно нетипичный случай. Судя по деформации костей и маленькому росту, я бы предположил, что этот индивидуум проживал в бедности. По крайней мере в детстве и юности.
— Но это никак не вяжется с безупречным состоянием зубов.
— Вот именно. Потому-то доктор Айлз и заметила, что здесь как будто два совершенно разных человека.
Ребенок и взрослый, подумала Риццоли. Она вспомнила свое детство в Ревере, душный маленький домик, который арендовала ее семья. Там было так тесно, что ей даже негде было уединиться, поэтому приходилось забираться под крыльцо. Она вспомнила тот короткий период, когда отца уволили, испуганный шепот, доносившийся из родительской спальни, ужины из консервированной кукурузы и картошки. Слава богу, тяжелые времена длились недолго; через год отца взяли на работу, и на столе вновь появилось мясо. Но соприкосновение с бедностью навсегда оставляет след в душе и во многом определяет будущее: все трое Риццоли выбрали себе карьеру со стабильными заработками: Джейн — в правоохранительных структурах, Фрэнки — в военно-морских силах, Микки — в почтовом ведомстве.