Ученик
Шрифт:
– Дождался?
Мужчина повел плечами, медленно повернулся ко мне. Мой намек на ночную смену его, похоже, не на шутку задел, поэтому он скорчил зверскую рожу и зло произнес:
– Нехорошо чужое добро заныкивать. Книгу верни, рыжая зараза!
– Аккуратно сказал… – ахнула девица. – Теперь он точно не поседеет.
«Знакомое выражение… – подумалось мне. – И почему опять зараза – рыжая?» Я пристально разглядывал рябоватую физиономию, зло посверкивавшую глазами.
Тут на мое плечо легла маленькая мокрая и холодная ладошка, и из-за моего плеча раздался любопытный голос:
– Ты сего это лазглядываешь,
Я оглянулся. Рядом со мной стоял мокрый, дрожащий, с посиневшими губами Данила и недоуменно оглядывал окрестности.
В этот момент на мир опустилась тишина.
Обернувшись снова в сторону своих странных соседей, я увидел, что на облюбованном ими месте никого не было. На песке валялась старая розовая обертка от шоколада, а рядом из небольшого вытянутого песчаного холмика торчала кем-то забытая ярко-красная ленточка. Только неясная, размытая фигура высокого мужчины в золотистом камзоле, высоких ботфортах с отворотами и с длинной рапирой у пояса, истаивая, удалялась в сторону придорожных, припорошенных пылью деревьев. Их серовато-зеленые кроны и темные стволы явственно просвечивали сквозь слабо мерцающую фигуру, а следом за ней по песку несся маленький воздушный смерчик, заметая цепочку следов с глубоко вдавленными отпечатками каблуков. Дневной призрак оставлял на пляжном песке вполне материальные отпечатки своих сапог. Но вот тень окончательно растаяла в наполненном солнечным светом воздухе, и в мир вернулись звуки.
Я тряхнул головой и, повернувшись к Даниле, сказал:
– Ничего. Так, со сна привиделось что-то.
Данила понимающе кивнул и присел рядом на одеяло.
Через несколько минут его мокрые и чрезвычайно довольные родители присоединились к нам, и Данила, немного согревшийся, но все еще с посиневшими губами, неожиданно спросил:
– Когда есть будем?
Светка удивленно и обрадованно воззрилась на сына. Тот, как всем давно было известно, отнюдь не отличался богатырским аппетитом, поэтому его требование немедленно накрывать на стол пролилось нежным бальзамом на исстрадавшуюся материнскую душу. Тотчас мы были безжалостно согнаны с одеяла, оно было тщательно очищено от налетевшего мусора, и на него выставили все привезенные с собой харчи.
Если мы с Юркой ели довольно вяло – он с недосыпу, а я, погруженный в размышления, – то Данила действительно побил личный рекорд по приему пищи за один раз. Допив свой стакан сока, он грустно посмотрел на мать и со вздохом произнес:
– Ну вот я и объелся. Тепель плавать не смогу, еда на дно потянет.
Вслед за этим он улегся на одеяле, положив голову на свою резиновую лягушку, и закрыл глаза. Такое поведение вообще было вопиющим отклонением от нормы, и Светлана обеспокоенно пощупала Данилин лоб в поисках повышенной температуры. Поскольку лоб был холодным, она несколько успокоилась, достала из сумки какой-то маленький томик и, присев рядом с прикинувшимся спящим сыном, сделала вид, что целиком погружена в литературные страсти. Мы с Юриком, чтобы не мешать их отдыху, взяли ракетки и отошли в сторону побросать волан.
Часа в два дня мы двинулись назад, вдоволь накупавшись, прожарившись на солнце и уничтожив все прихваченное Светланой съестное.
Вернувшись на дачу, мы с Юркой переоделись и практически сразу отправились в Москву, рассчитывая проскочить до основного потока возвращающихся из-за города машин. По дороге мы вели какой-то вялый бессодержательный разговор. Юрка рассказывал, что он собирается сделать в квартире ремонт, я делился впечатлениями от своей поездки в Нижний Новгород. Смеялись над старыми и новыми анекдотами, при этом делали вид, что вчера вечером ничего особенного не произошло.
Но у меня из головы не выходил утренний визит дневного призрака и его спутницы. Видел и слышал их, похоже, я один. Послать его ко мне мог только мой необычный знакомец, всучивший мне книгу. Значит, ее действительно необходимо срочно вернуть. Но Юрка, конечно, прав – надо эту книгу еще раз попробовать почитать, может быть, что-то станет понятно. В конце концов один-два дня ничего решать не могут.
Так незаметно под разговор и раздумья мы въехали в Москву, и тут Юрка совершенно неожиданно спросил:
– Слушай, а ты не можешь мне показать эту книжечку?
– Какую книжечку? – растерянно брякнул я.
– Ту, про которую ты вчера рассказывал.
Я немного помолчал, а затем уже спокойнее спросил:
– Что ж ты, выходит, поверил в мой рассказ или решил еще раз меня проверить. Книжку показать, еще чего-нибудь наколдовать, с дедом познакомить!
– Ты не заводись. Не хочешь – не показывай. Только мне действительно очень интересно, что с тобой произошло. И что из тебя получилось. А то, что эта книжка очень даже при чем, я ни минуты не сомневаюсь. И сегодня утром твой идиотский радостный смех не доказал мне, что вчера ты нас со Светкой просто разыграл. Она-то вроде успокоилась. А меня ты с толку не собьешь. Слишком наглядны были твои фокусы.
Для Юрика это была чрезвычайно длинная тирада, выдававшая его волнение, хотя внешне он был совершенно невозмутим и говорил, не отводя взгляда от дороги. Несколько минут я переваривал его меморандум, а потом недовольно буркнул:
– Хорошо, поехали ко мне. Только по дороге надо заехать в магазин, а то у меня в холодильнике пусто.
Мы заскочили в «Таганский» гастроном, где я набрал себе на неделю завтраков и ужинов, и скоро прибыли на родную Вешняковскую улицу к моему одинокому жилищу.
Открывая дверь в квартиру, я почувствовал какое-то нервное злое возбуждение, да еще Юрка нетерпеливо топтался у меня за спиной и сопел мне в затылок. Мы вошли. Я бросил сумку в прихожей и, не раздеваясь, потопал в спальню. Юрка не отставал. Уже открывая дверь в спальню, я почувствовал, что сейчас что-то произойдет. Но… Я стоял возле письменного стола и тупо глядел на чистую, отполированную и абсолютно пустую, если не считать настольной лампы, столешницу. Книги не было…
В голове серой испуганной мышью мелькнула мысль: «Что же я теперь деду возвращать буду?»
– Ну давай показывай… – нетерпеливо пробормотал рядом Юрка.
Я медленно обошел стол и заглянул под него, изучая лежащий на полу ковер. Но на ковре книги тоже не было. Я обвел спальню растерянным взглядом. Может, я убрал книгу в шкаф? Да нет! Я отлично помнил, что не трогал ее с тех пор, как пришел в себя вчера днем вот за этим самым столом!
– Ты знаешь, – хриплым чужим голосом проговорил я, обернувшись к Юрке, – а книжечки-то нет!
Я откашлялся, а Юрка с видом обманутой собаки, которой вместо обещанной мозговой кости подсунули сухой корм с неприличным названием, заявил: