Ученик

Малинин Евгений Николаевич

Меня подмывало плюнуть на Женькино предложение и остаться в бухгалтерии на кофе с булочками, но это кофепитие могло затянуться надолго и плавно перейти в обед, а у меня были еще кое-какие дела, да и Афоня мог проявиться в любой момент. Поэтому я со вздохом сожаления заявил:

– Ах, Галочка Анатольевна, вынужден отказаться от вашего заманчивого предложения. Меня ждет Брусничкин и ваша тезка – «Галина Бланка». Я зашел насчет зарплаты. Говорят, деньги выдавали.

– Ну конечно, конечно. Верочка, выдай Илюше аванс и премию не забудь.

Через несколько минут я покидал гостеприимную бухгалтерию, обремененный солидной

суммой в иностранной валюте, а еще несколько минут спустя мы с Женькой вышли из парадного подъезда фирмы на раскаленный полуденный асфальт Таганской улицы.

Таганка – один из старейших районов Москвы – давным-давно застроена небольшими двух-трехэтажными особнячками с массой дворов и двориков, палисадников и закоулков, перегороженных самыми разнообразными заборами и загородками. Как и по всей Москве, на Таганке к Олимпийским играм 1980 года прошла большая чистка, но коснулась она практически только Марксистской улицы. Оно и понятно, улицу с таким названием тогдашние власти не могли показать многочисленным гостям Олимпиады в неприбранном виде. Поэтому стоявшие на ней дома просто смели, и в кратчайшие сроки, в соответствии с принятыми на себя повышенными обязательствами, на ее месте возвели широкий проспект, застроенный современными жилыми высотками. Таким образом, улицы Таганская и Воронцовская, бывшие до того времени основными восточными лучами Таганской площади, стали в одночасье бедным городским захолустьем – на них у властей денег не хватило, и изменения их практически не коснулись.

С приходом перестройки, а затем и развитой демократии, новенькие русские, а также американские, немецкие, французские и так далее, облюбовавшие себе милые особнячки на улицах Таганской и Большой Коммунистической, принялись приводить эти особнячки в дореволюционный вид. При этом, если улица Большая Коммунистическая за какие-то полгода превратилась в клубно-представительскую стрит с вылизанными тротуарами и блистающими темным витринным стеклом фасадами, то на улице Таганской все как-то замерло на стадии деревянных ограждений, сорванных крыш, выломанных оконных и дверных коробок и прикрывшей весь этот развал стыдливой зеленой вуали оградительной нейлоновой сеточки.

Несколько долгих мгновений мы с Женькой стояли у входа в фирму, любуясь агрессивной деятельностью турецких рабочих на просторах московских улиц. Затем Женька, приобняв меня за плечо и подталкивая рядом с собой, двинулся вдоль фасада нашего дома, но практически сразу свернул в темный закоулок. Далее мы двигались гуськом, причем я старался идти за ним след в след, рискуя иначе оказаться в какой-нибудь особо зловонной луже.

Брусничкин имел поразительный нюх на вновь открытые злачные места с хорошей репутацией и привычку ходить непроторенными путями. Любой, даже самый коренной москвич, но нормальный человек, с Таганской улицы в Товарищеский переулок попадает, пройдя в сторону Таганской площади и свернув направо. Но Брусничкин, конечно же, знал путь короче. Поэтому мы топали какими-то мрачными, холодными двориками, окруженными разваливающимися кирпичными оградами и покосившимися серыми заборами, по кирпичам и доскам, брошенным в не просыхающие, вонючие, покрытые ледяной зимней корочкой лужи.

При этом Женька радовался, что показывает мне путь на целых семь минут короче. Потом он легко удивился, что не видит сегодня Цыгана.

– Цыгана что-то не видать. Обычно в это время он здесь обретается. Занятная собака. Умная, как бес. Постоянно изображает из себя немощного калеку. Бьет народ на жалость. А знаешь… – он неожиданно повернулся ко мне, – ты не поверишь, но я сам лично видел, как этот пес вон за тем сараем заматывал себе лапу тряпкой!

Я сразу понял, о ком идет речь.

– А вот сегодня его что-то не видать, – продолжил Женька, вернувшись к функциям Сусанина.

– Во-первых, пса зовут не Цыган, а Афоня…

Продолжить мне не дали.

– Ты откуда знаешь? Тебя что, лично ему представили? По моим наблюдениям, эта псина вообще ни на какие клички не откликается. Он откликается только на сосиски, котлеты и другие мозговые кости. Если ваши руки пусты, эта мудрая собака будет продолжать движение по своим делам, обращая на вас внимания меньше, чем на дохлую крысу…

– И это понятно, – продолжил я Женькину мысль. – Поскольку дохлая крыса – какая-никакая добыча, а ваши пустые ручки, кроме кулаков, ничем не примечательны.

– И что же во-вторых?.. – бросил вдруг Женька через плечо.

– А во-вторых, Афоня сейчас занят, он на стреме.

Только договорив до конца, я прикусил язык, сообразив, что выдал секретную информацию и напоролся на самые нежелательные вопросы. К счастью, фраза о бездомном псе, стоящем на стреме, настолько развеселила Брусничкина, что он немедленно бросился ее творчески развивать.

– Илюха, так тебе, значит, известно, что местные дворняги объединились в шайку и сегодня вышли на дело. А самого негодящего пса оставили на шухере. Может, ты знаешь, кого собралась потрошить собачья мафия? Если это наши соседи из банка, то наша прямая обязанность – немедленно предупредить их о готовящейся злодейской акции. Мы не можем бросить соседей на произвол озверевших шавок!

– Нет, если мне не изменяет память, песики решили сегодня тряхнуть кухню ресторана «Сказка».

– Так нам надо спешить! Иначе мы рискуем остаться без обеда!.. Вот, кстати, мы уже и пришли.

Мы действительно как-то незаметно оказались в Товарищеском переулке, напротив большого серого дома, первый этаж которого украшала витиеватая вывеска «Сказка» со странной стрелочкой, указывающей вправо и вниз. Но удивляться и заниматься розысками мне не пришлось – мой проводник отлично знал, что обозначают все стрелочки в округе. Свернув за угол дома, мы спустились по замысловатой металлической лестнице в полуподвал, толкнули здоровенную резную деревянную дверь и оказались в «Сказке».

Зал ресторанчика действительно был не велик и разделен высокой аркой на две неравные части. Женька уверенно кивнул стоявшему в прихожей молодому охраннику, прошествовал в дальний конец погруженного в интимный полумрак меньшего зала и уселся за один из пяти стоявших здесь столиков. Мне ничего не оставалось, как присоединиться к нему.

Зал, интерьер которого был выдержан в темных пастельных тонах, освещался несколькими изысканными бронзовыми бра. На столиках стояли такие же бронзовые подсвечники, с небольшими витыми свечами. Брусничкин уже разглядывал меню, поэтому я взял лежавшую на белоснежной скатерти изящно оформленную карту вин и стал ее внимательно изучать. Вино действительно в основном было грузинское: «Цинандали», «Хванчкара», «Ркацители», «Киндзмараули», «Саперави», – в общем, выбор вин был действительно богат.