Училка и Чемпион
Шрифт:
— Да, — отвечает Мирон, но его взгляд всё ещё направлен на Илью, как будто он готов к какому-то невидимому поединку.
— Тогда, до встречи, Илья Викторович, — говорю я с натянутой улыбкой, делая шаг к ступеням.
Физрук снова кивает, но я замечаю, что его глаза смотрят на Дорофеева холодно. Они оба выглядят так, будто только что вступили в безмолвный бой, и я оказываюсь где-то посередине этого напряжения.
Начинаю спускаться со ступеней, надеясь, что Мирон тоже прервёт свою
Как только мы садимся в машину и трогаемся с места, я бросаю на него косой взгляд.
— Что это было?
— Что? — невинно спрашивает Мирон, но его губы сжаты, а взгляд всё ещё суровый.
— Вот эти скрещенные мечи с новым физруком.
Мирон слегка пожимает плечами, но я чувствую, что его злость далеко не прошла.
— Просто не люблю таких типов.
— Таких, как он? — я удивленно поднимаю бровь.
— Таких, которые слишком много улыбаются, — отвечает он, стиснув зубы, и я уже не могу сдержать улыбку.
— Да ладно тебе, — фыркаю я. — Он просто новый коллега, мы едва познакомились. Ты что, ревнуешь?
Мирон резко поворачивает голову ко мне, и его глаза сверкают.
— Не смешно, Кошка.
Я улыбаюсь, пытаясь разрядить ситуацию. Конечно, мне льстит его реакция, но в то же время я понимаю, что он явно не в восторге от моего нового коллеги.
И.… кажется, не всё просто так между ними. Что-то мне подсказывает, что они не только что познакомились.
32
Он слишком напорист.
Мне кажется, он меня сейчас на части разорвет — настолько его сексуальная энергетика сегодня с какой-то темной примесью.
— Мирон… — почти вскрикиваю, когда его зубы оставляют след на плече, а пальцы до боли сжимают грудь.
Он запускает пальцы мне в волосы, чуть сжимает и оттягивает голову немного назад. В глаза заглядывает — будто в душу смотрит.
— Мне же не надо напоминать тебе, чья ты теперь девочка, да, Кошка?
Ответа он не ждёт. Разворачивает меня и подталкивает к столу, укладывает грудью прямо на мои конспекты, а потом рывком стягивает с меня бельё и внедряется в моё тело одним глубоким, тугим толчком.
Я едва успеваю глотнуть воздуха, как перед погружением в воду, как он почти сразу срывается на бешеный темп. Ни на секунду не даёт не то чтобы доминировать, а даже быть на равных.
Мне остаётся только подчиняться и принимать его.
И мне это нравится, да.… но я ведь чувствую, что это не просто так.
Сегодняшний Мирон очень похож на того, что я видела на ринге. Огромный хищный безжалостный волк.
Только, это не бокс, а я не его соперник.
— И что это было? — спрашиваю, отдышавшись и смахнув с
Дорофеев бросает на меня взгляд исподлобья, и в этом взгляде не искрит привычный мне юмор.
Он отталкивается от кровати и натягивает джинсы прямо на голое тело, а потом молча выходит на балкон.
— Так…. — набрасываю халат и иду за ним. Не нравится мне вот это всё.
Приоткрываю дверь и проскальзываю на балкон. С удивлением обнаруживаю, что Дорофеев держит в руках сигарету.
— Не знала, что ты куришь, — подхожу ближе и опираюсь рядом на подоконник локтями. Мирон стоит с голым торсом и даже мурашек на коже не видно от холода, хотя уже глубокая осень, и в приоткрытое окно тянет холодом.
— Иногда, — выпускает дым в потолок. — Редко.
Два отрывистых слова и снова молчание.
— Зайди в дом, Люба, тут холодно.
Смотрю на него внимательно несколько секунд, но решаю сейчас не совершать проникновение в его мозг. Разворачиваюсь и молча возвращаюсь в комнату.
Так дело не пойдет.
Подспудно я понимаю, что у всего этого есть связь с сегодняшним знакомством с новым физруком в школе, но всё же меня не устраивает, если он будет вот так превращаться в томного пластилина каждый раз, когда мимо будет пробегать какой-нибудь левый мужик.
Но, возможно, для этой вспышки на боксёрском солнце есть другая причина. И тогда я бы хотела о ней знать.
Дорофеев возвращается с балкона хмурый и падает на стул у обеденного стола. Ставлю заботливо перед ним чашку кофе и так же заботливо выгибаю бровь вопросительно.
— Прости, — поджимает губы, и кажется, что он это слово в муках родил, а не произнес.
— Маловато информации, — опускаюсь на стул напротив и смотрю выжидательно.
Мирон несколько секунд молчит, внимательно изучая взглядом плитку-фартук над столешницей напротив. Очень медленно делает глоток из чашки, а потом переводит взгляд на меня.
— Можешь не общаться в вашим новым физруком? — спрашивает ровно, но я понимаю, что за этой интонацией проделанная работа по самоконтролю.
— Почему? — тоже отпиваю из кружки. — Считаешь меня ветреной вертихвосткой, прыгающей по койкам накачанных парней?
— Нет, конечно.
— Тогда что за фигня, Мирон? Давай уже рассказывай. Вы с ним знакомы?
— Знакомы, — нехотя отвечает, а когда я продолжаю выжидательно смотреть, продолжает: — Мы были друзьями. Близкими. Вместе тренировались в молодёжном клубе больше пятнадцати лет назад. Однажды я переборщил в спарринге, пошёл не по правилам, заигрался, и он получил травму.