Училка и Чемпион

Малиновская Маша

— Не ревновал… так… никого. Никогда. Ни к одной… Ты что, не понимаешь? — он наклоняется ко мне, его глаза серьезные, хотя и затуманенные. — У меня крыша едет… от этой… чертовой ревности. И любовь…

Я смотрю на него, не в состоянии произнести ни слова. У меня, похоже, словарный запас исчез — настолько поразили его слова.

— Люблю тебя, Кошка, — говорит он тихо, и мне кажется, что всё вокруг вдруг замирает. Мирон говорит это, а потом медленно тянется к моим губам, и я чувствую, как внутри всё вспыхивает.

Он целует меня,

сначала нежно, но потом его поцелуй становится глубже и горячее, и мне кажется, что я сама теряю почву под ногами. Его руки сильные, крепкие, он снова прижимает меня к себе, и на мгновение я забываю, что он в стельку пьян вообще-то.

Мирон тянет меня в спальню, и я иду за ним, чувствуя, как его пальцы слегка касаются моих рук, плеча, потом тянутся ниже, как будто он не хочет отпускать меня ни на секунду. Мы падаем на кровать и продолжаем целоваться.

Дорофеев кажется более медленным, более тяжелым, чем обычно, но тем не менее, алкогольное опьянение совсем не влияет на его…. хм…. эрекцию.

— Сейчас, Мирон, подожди секундочку, — вспоминаю вдруг я. — Дверь надо закрыть….

Он что-то бормочет в ответ, а я быстро выползаю из-под него и бегу в прихожую. Запираю дверь в замок, возвращаюсь в комнату, предвкушая продолжение, но тут меня встречает неожиданное зрелище. Мирон уже растянулся на кровати, полуразвалившись на подушках, и…. мирно посапывает.

Заснул. Любовничек, блин.

Да так крепко, что, кажется, его и из пушки не разбудить.

Я смотрю на него, качаю головой и внезапно не могу сдержать улыбку.

— Ну конечно, — шепчу, подходя к кровати и присаживаясь рядом.

Смотрю на его лицо, на расслабленные во сне черты, и вся моя злость на него куда-то улетучивается. Он спит крепкое, не хмурится, как обычно, и похож на мальчишку.

— Спи, мой грозный боксер, — говорю, накрывая его одеялом и слегка проводя рукой по его колючим волосам.

Забираюсь под одеяло рядом и, устроившись на край кровати, выдыхаю с облегчением. Дышать будто легче становится.

— Я тоже тебя люблю.... — шепчу негромко, сама с удивлением смакую на языке свою признание.

36

Мирон

Просыпаюсь от ощущения, что в голове раздается бой барабанов — похмелье даёт о себе знать на все сто. Я даже не вспомню сходу, сколько влил в себя. Да что там — я не помню, как догрёб вообще до кровати.

Распахиваю глаза и понимаю, что я не в своей спальне. На секунду возникает легкая паника — мне совсем не хочется осознать вдруг, что ночью я был с какой-то левой бабой. Это было бы крайне хреново. Но я быстро понимаю, что это квартира Любы.

Она аккуратно уложила меня на её кровать, а рядом лежит одеяло, которое, видимо, натянула, пока я беспробудно дрых.

Подтягиваю подушку и глубоко вдыхаю, втягивая ее охрененный запах. Шампунь, духи или она сама так пахнет — неважно. Важно, что я кайфую.

Поднимаюсь с кровати, качаясь, будто пьяный матрос,

и тащусь в ванную, чтобы хоть немного прийти в себя. Вода холодная, пробирает до костей, но помогает сбросить остатки тумана в голове. Проводя мокрой ладонью по лицу, ловлю себя на мысли, что впервые за много лет, несмотря на дикое похмелье, просыпаюсь с таким чувством спокойствия. Вот бы так всегда.

Саму Любу нигде не обнаруживаю.

Чёрт, оно-то и времени — начало десятого. Кошка давно на работу упорхнула. Меня будить не стала — моя заботливая девочка.

На кухне, к моему удивлению, меня ждет завтрак. Омлет и тосты, аккуратно накрытые крышкой, а рядом стоит термокружка с кофе.

Улыбаюсь, не веря, что кто-то специально для меня оставил всё это. И рядом лежит записка: «Позавтракай и приходи в себя. Увидимся позже». Всё просто, но чёрт возьми… у меня в груди становится так тепло, что хочется сжимать эту записку в руке и оставить её себе как талисман.

Сажусь за стол и начинаю завтракать. В её квартире просто, но как-то уютно, ощущение такое, что можно просто расслабиться и кайфовать.

Пью кофе, и, пока тепло расползается по телу, всё больше накатывает мысль, что я бы хотел остаться здесь надолго. Постоянно видеть Любу, знать, что она рядом — и не только в моей голове. Я бы хотел, чтобы она каждое утро была здесь, рядом, с её чашкой чая и этой привычной серьёзностью.

Как-то тихо осознаю, что влюбился в неё, по-настоящему.

А лучше забрать ее к себе. И кошку эту её зловредную, которая меня почему-то признала, хотя, если судить по её вечно недовольной усатой морде — одолжение невиданное сделала.

— Забрать вас можно? — подмигиваю Касе, которая сидит на холодильнике и смотрит на меня, не мигая, с какой-то особой царской величественностью. — Подружишься с Линдой, не ссы, усатая.

Её кошачьему величеству, кажется, столь невысокие речи совсем не к душе, поэтому она поворачивается ко мне задом и демонстративно садится носом к стене.

— Ой, да ладно. Смотри, какие мы гордые.

Вот бля буду, она мне фыркнула в ответ.

Не спеша доедаю завтрак, убираю за собой и замечаю, что кран на кухне немного подтекает. Как истинный мужчина, считаю, что должен это поправить. Можно, конечно, позвонить сантехникам, но должен же я впечатлить свою женщину, ну?

Лезу под раковину и через несколько минут кран работает как новенький.

Собираюсь и еду домой, но ощущение тепла и покоя где-то за грудиной не отпускают.

Кажется, у нас с ней может получиться общее будущее. Я бы хотел.

Как только захожу в квартиру, меня встречает Игорь, закутавшийся в плед и с чашкой чая в руках. Он явно приболел — щеки красноватые, взгляд уставший.

— Эй, ты чего не в школе? — стаскиваю куртку и закидываю её на вешалку в прихожей.

— Температура с утра поднялась, — отвечает он, покашливая. — Классная позвонила и сказала, что лучше сегодня дома остаться.