Училка и Чемпион
Шрифт:
— А если это его только разозлит и раззадорит ещё больше? — спрашиваю я, в ужасе представляя, что может произойти, если Мирон снова увидит Илью рядом со мной. Или я просто заведу об этом разговор.
Наташа делает паузу и смотрит на меня с вниманием:
— Люба, Мирону важно понимать, что он тебе действительно нужен, а не бояться, что кто-то просто возьмет и уведет тебя. В конце концов, чем крепче вы держитесь друг за друга, тем труднее вам навредить. Старый враг решил, что ты — это брешь Мирона. А ты стань его силой. Если, конечно,
Надо ли мне это?
Надо.
Потому что с каждым днем я понимаю, что Дорофеев для меня тоже “что-то столь же важное”.
И да, я не хочу быть его брешью.
Я хочу быть его силой, как говорит Наташка.
Только как же мне всё сделать правильно, а не хуже?
34
На улице сегодня пасмурно, и уже после седьмого урока появляется ощущение, что вечереет. Работы много, скоро конец четверти, куча контрольных и лабораторных непроверенных лежит, так что я сегодня до вечера на работе.
Я наливаю себе чай и погружаюсь в привычную бумажную рутину, когда внезапно слышу стук в дверь. Поднимаю голову и вижу Мирона с ворохом новогодних плакатов под мышкой. Его ухмылка — та самая, хулиганская, заставляет меня и вздохнуть, и улыбнуться одновременно.
— Ну что, Кошка, готова к марафону декораций? — говорит он, подходя ближе. — Игорь сказал, это надо в школу завезти, они там у нас дома с двумя парнями и тремя девчонками наваяли целую кучу.
— Только если ты будешь моим напарником, — хихикаю, облокачиваясь на стол. — В противном случае мне тут до ночи висеть.
Он закрывает за собой дверь, кладет плакаты на парту и осматривает кабинет, как бы прикидывая, с чего бы начать.
Толстовка подчеркивает его плечи, джинсы сидят идеально, как будто их шили на заказ. Но, зная, чем он занимается, понимая, что это так и есть в последнее время — заключённый контракт с известным брендом явно не прошёл для него бесследно.
— Кстати, как продвигается твой контракт? — спрашиваю я, раскладывая снежинки и гирлянды, которые я принесла для класса. — Ты ведь теперь, как я понимаю, целая звезда спортивной одежды?
Он закатывает глаза, разворачивая гирлянду и фыркает:
— О да, целая звезда, — говорит с наигранным высокомерием, а потом пожимает плечами. — Новый контракт недавно заключен окончательно. Юристы всё проверили — меня устраивает. На следующей неделе — съёмка для новой коллекции, и, честно говоря, терпеть не могу такие дела. Два дня фотосессий и «давайте-ка ещё раз, и ещё раз» — проще два часа ринга отработать.
— Но твоему имиджу эта коллаборация ведь на пользу? — Я усмехаюсь, представляя его выражение, когда стилисты вокруг него суетятся, чтобы уложить волосы или поправить манжеты.
— На пользу, но это мучение, — с серьезным видом качает головой Мирон. — А как ты, с контрольными справляешься? Мелкий говорит, у них по всем предметам
— Тону, — пожимаю плечами, разглядывая гирлянды. — Это ещё не конец четверти, а уже проверяю работы ночами, плюс готовлю выставление оценок. По классу отчётность. Один только анализ воспитательной работы чего стоит. С ума сойти можно. А ещё мероприятия новогодние.
— Бедная Кошка, — говорит он с той лёгкой иронией, в которой всё-таки слышится забота. — Ну вот, я здесь, твой герой-спаситель. Давай-ка повесим это чудо.
Я отступаю к окну, развешиваю снежинки, а он закрепляет гирлянды вдоль стены. Через минуту оборачиваюсь — Мирон стоит рядом, вдруг притягивает меня к себе, и его руки крепко обвивают мою талию. Глаза у него сверкают той самой лукавой искрой, от которой я сама начинаю светиться изнутри. И пока я пытаюсь вспомнить, где я и что нужно сделать, он наклоняется и целует меня — сначала мягко, потом настойчивее.
Я мгновенно погружаюсь в его поцелуй, его руки скользят по моей талии, крепко прижимая меня к моему учительскому столу. Горячая ладонь опускается на бедро и, огладив колено, ныряет под юбку.
На секунду мне даже становится всё равно, что мы в школе.
Но потом я вспоминаю, где нахожусь, и пытаюсь отстраниться.
— Мирон…. — шепчу, чуть отталкивая его. — Мы ведь в школе, может кто-то зайти…
— Все давно ушли, Кошка, — отзывается он тихим, но решительным голосом, прервав поцелуй всего на секунду, будто мои слова его совсем не касаются. — Тут только ты допоздна работаешь и сторож.
И снова я погружаюсь в его объятия, в тепло его рук. Он ловко скользит ладонью ниже, а его поцелуй становится ещё глубже. Я уже не могу ни на чем сосредоточиться, кроме как на его руках и его губах, и я вдруг слышу щелчок замка — кто-то открывает дверь.
Мы резко отстраняемся друг от друга и оглядываемся, но лишь видим, как дверь закрывается обратно. Я нервно отодвигаюсь, поправляю волосы и приглаживаю рубашку, чувствуя, как сердце колотится. Оно вот-вот из груди выпрыгнет.
— Видишь? — говорю ему с тревогой в голосе. — Я же говорила, что здесь не место. Кто-то увидеть может!
— Ну и что? — невозмутимо пожимает плечами Мирон, будто это совсем не его дело. Его спокойствие, раздражение кажутся почти нарочитыми. — Никто ведь ничего не видел.
— Это тебе всё равно, а мне — нет! — Чувствую, как внутри закипает злость. — У меня работа, это школа, здесь ученики, коллеги! Мне важна моя репутация, а ты…
Мирон смотрит на меня, выражение его лица становится жестче.
— Репутация? — спрашивает он ледяным тоном. — Или репутация перед новым физруком?
Его слова кажутся холодными и резкими, как пощёчина. Внутри меня вспыхивает злость, я просто не могу поверить, что он только что это сказал.
— Ты что, серьезно? — мой голос дрожит от смеси гнева и обиды. — Ты ревнуешь, Мирон? То есть ты намерено…. Ты….