Училка и криминальный авторитет
Шрифт:
– В груди не сядет.
– Что? – смотрю с удивлением на него, проглотив свой запал.
– Говорю, Диляре платье не по размеру будет – у вас грудь больше.
Я даже слова подобрать сразу не могу, чтобы ответить ему – настолько обескуражена. Даже скорее ошеломлена. Наглый! Пошлый! Бесцеремонный бандюк!
– Я. Не. Иду, – говорю негромко, но каждое слово чеканю. – А теперь прошу меня извинить.
Разворачиваюсь и уверенно шагаю к двери. Хватаюсь за ручку, чтобы уйти с достоинством оскорблённой королевы, но… она не поддаётся. Просто не нажимается.
Смотрю,
– Что за шутки? – оборачиваюсь и строго смотрю на Акима Максимовича.
Он же, продолжая сидеть, вальяжно развалившись в кресле, показывает мне экран своего смартфона, на котором изображено что-то напоминающее пульт от телевизора.
– Замок электронный. Я его закрыл, – сообщает так спокойно и буднично, будто о том, что он ел сегодня на завтрак.
– С какой стати, позвольте спросить?
– Мы не договорили. Не люблю, когда разговор обрывается.
Вот же г… гад!
– Откройте дверь, – говорю спокойно и максимально властно, насколько могла натренировать голос за годы работы в школы. Но суть в том, что передо мною совсем не школьник, и его, кажется, молнии в моих глазах совсем не трогают. И даже, похоже, забавляют.
– Вы очень темпераментны, Олеся Станиславовна, хотя поначалу так и не скажешь, – пожимает плечами. – Поэтому такие методы. Будьте добры, сядьте.
Делаю глубокий вдох и медленный плавный выдох. Напоминаю себе, что, возможно, хожу уже где-то по грани и нужно притормозить, взять себя в руки. Каким бы интеллигентным не пытался казаться Аким Максимович, думаю, он на многое способен. Тот, кто похищает людей, вряд ли будет милым и добрым паинькой.
Возвращаюсь и опускаюсь на стул. Мышцы напряжены, спина прямая – я словно перед прыжком, готова бежать без оглядки.
– Вас обидела моя просьба?
– Да, обидела. Тем более, это была совсем и не просьба.
– Прошу прощения, если грубо её сформулировал. Позвольте начать сначала и пригласить вас в качестве моей спутницы на вечеринку с бизнес-партнёрами, – по его голосу не понять, он искренне извиняется или издевается.
– Вам больше не с кем пойти?
– У меня нет девушки. Найти кого-то на вечер не проблема, но в таком случае у спутницы будут ожидания. А я бы хотел просто расслабиться и пообщаться с друзьями, радуясь, что рядом со мной интеллигентная красивая девушка, которая не доставит определённого рода проблем.
Вот павлин. Ожиданий он чьих-то там боится.
– Гарантирую вам, Олеся, безопасность и приятный вечер. Домой уехать сможете, как только захотите.
С бандитами и шантажистами нужно их же монетой расплачиваться.
– Хорошо, – киваю, и он уже успевает натянуть самодовольную улыбку. – Но я попрошу кое-что взамен.
– Ого, – улыбается и ставит локти на стол, глядя внимательно, а в глазах его почему-то загораются огоньки. – А вы быстро адаптируетесь.
– Жизнь такая. Механизмы быстрой адаптации усиливают шансы на выживаемость так-то.
– Что ж, слушаю вас, – поднимает брови.
– Я хочу, чтобы вы провели новогоднюю ночь с сыном и посмотрели с ним “Снежную
Несколько мгновений Аким Максимович выглядит обескураженным.
– Костя ложится спать рано, какой в этом смысл?
Создаётся впечатление, что отцом этот человек стал только вчера и понятия не имеет, что такое дети.
– А вы у него спрашивали, он хочет ложиться рано в новогоднюю ночь? Вы вообще с ним когда в последний раз время проводили? На фитнес-тренера время находите, а на сына нет. А он, между прочим, скучает по вам.
Может, конечно, я не в своё дело лезу. Мне и раньше директор школы не раз выговаривала на подобное. Но я правда не могу спокойно смотреть, как дети проживают своё одиночество, как это точит их, оставляя в детской ранимой душе глубокий след потом на всю жизнь.
Аким Максимович хмурится и будто уходит в себя на несколько секунд. Задумывается о сказанных мною словах, и это уже вселяет надежду, что ему не плевать на сына.
– Хорошо, – пожимает плечами. – Но вы эту новогоднюю ночь проведёте с нами.
Он, похоже, просто не может не оставить последнее слово за собой. Но ладно, зато мальчик получит свою порцию отцовского внимания.
– Договорились, – согласно киваю и слышу за спиной негромкий щелчок открывшейся двери. Похоже, Аким Максимович всем удовлетворён и отпускает меня.
10
Сегодня на улице просто волшебно. Настоящая новогодняя ночь, точнее пока ещё вечер – тихо, ветра нет, звёзды яркие, мороз ощущается, но не трещит. Всё засыпано искрящимся пушистым снегом.
Хочется стоять и вдыхать эту ночь. Загадывать желания, глядя на звёзды, и верить, что они сбудутся. Хочется мечтать. Представлять что-то сказочное и совсем нереальное.
А ещё под новый год у меня всегда калейдоскоп из воспоминаний. Как старый фотоальбом, в памяти всплывают.
Помню, как мы встречали новый год, когда я была ребёнком. Мама, брат и я. Небогато мы жили, отца у нас не было – ушёл от матери, когда брату год было. И исчез навсегда, ни весточки от него, ни открытки, ни помощи финансовой. Но всегда мама старалась на праздник и на стол что-то вкусное поставить, и конфеты нам со Стёпой, и подарочки небольшие. Самый любимый, помню – мозаика. Мне тогда шесть было, я рано-рано встала первого января, а под ёлкой в зале – она! Моя мечта! Разноцветная мозаика с гвоздиками и шляпками-зонтиками. А сверху пряник имбирный в виде варежки. А у Стёпки паровоз деревянный с колёсами красными.
И мозаика, и паровоз дорогими тогда были, но мама нашла деньги. Мы с братом, конечно, думали, что это Дед Мороз принёс, это потом только поняли, что маме пришлось несколько дополнительных смен брать в магазине вечерних, чтобы такие дорогие подарки нам купить под ёлку.
Аромат этот мандариновый, в первый день нового года можно было целых три штуки съесть. Чистишь кожицу оранжевую аж с придыханием, предвкушая, как на языке вот-вот почувствуешь этот сладкий, свежий вкус. У меня, кстати, от мандаринов жутко чесался язык. Но я всё равно ела, как их можно не есть было?