Учитель драмы
Шрифт:
– А если после нашего проекта ты по-настоящему заболеешь дизайном? И с американским сертификатом будешь полностью готова к работе!
Она даже предложила оплатить пошлину в пять тысяч долларов за обзор моих работ. Тот же приступ щедрости, что и в случае с переездом:
– Пожалуйста, Трейси. Позволь мне сделать это для тебя. Это не благотворительность. Я просто женщина, которая помогает другой преодолеть – как ты это назвала? – декретную смерть карьеры? И не ты ли сейчас говорила, что вам с Рэнди лучше обоим приносить деньги в семью?
Это правда, я действительно опустилась до такого рода признаний. Надеялась, что она подкинет наличных
Я подумывала попросить перевести сумму пошлины за подачу заявки напрямую мне, но решила, что это слишком рискованно. Тем более на тот момент я уже готовилась принять аванс в пять тысяч за пристройку, и взять еще пять сверху – опасно. Оз никогда не брал большие суммы денег, если не собирался сбегать из города на следующий же день.
Так что вместо этого я неторопливо заполняла документы для заявки каждое утро, прямо за обеденным столом. Когда Мелани была в особенно сочувственном настроении, я сообщила, что я не подпадаю под программу.
– О господи, Мел! Как я могла не заметить?! Я не соответствую требованиям. Просто не верится.
– Какому именно? – спросила она, заглянув мне через плечо и уставившись на пункт, где говорилось, что у меня должна быть «положительная характеристика от прошлых работодателей».
– Вот этому. Здесь. Тут написано, что я должна иметь как минимум восемь лет стажа, а у меня только шесть.
– О нет! Ну, ты только не расстраивайся из-за этого слишком сильно. Должен быть другой способ. Ты профессионал. У тебя есть опыт, – сказала она, но в ее оптимистичной фразе прозвучали нотки сомнения.
– Просто жаль, что я потратила столько времени. Вместо этого могла бы собрать информацию для нашего проекта.
Мелани выглядела совсем подавленно. Она все перечитывала и перечитывала одни те же строки в документах на заявку.
– Это все моя вина…
– Нет… – произнесла я намеренно неубедительно.
Глава девять
Мы покинули остров, когда мне было двенадцать. Папа так никогда и не сказал, почему. Вероятно, накопилось слишком много проблем с церковью, или с Нюней, или с моей школой.
Или, может быть, Мэн был для него слишком добропорядочным и провинциальным. Маловато безбашенных собутыльников, не хватало продавщиц, помешанных на всем американском. Привычка моего отца раздавать пустые обещания магическим образом сжимала бескрайние просторы до размеров передвижного туалета. С каждым днем нам приходилось избегать все больше и больше людей и мест, так что в конечном счете мы были вынуждены стирать белье в ванной, потому что могли встретить кого-нибудь из папиных бывших по пути в прачечную.
В течение следующих пяти лет нас кидало из одной промышленной части страны в другую. Менялись города, а тусклые индустриальные пейзажи оставались.
Живописную Англию, которую обычно изображают на картинах, я увидела только повзрослев. А до того – никаких тенистых деревень с коробок шоколадных конфет. Никаких упитанных буколических овечек. В стране проселочных дорог мне достались окраины Манчестера, Хаддерсфилда и Лидса. Моя Британия пахла тухлыми яйцами и шумела парившими по улицам мусорными мешками. Вид из окна – граффити и мокрый цемент, а по соседству – шестнадцатилетние мамаши, менявшие пеленки на капотах автомобилей, пьяницы (и иногда мой отец), подпиравшие стены и певшие «Унеси меня на Луну» [48] через дорожные конусы.
48
«Fly Me to the Moon» – традиционная джаз-песня, написанная
На севере мое образцовое британское произношение, которому я с таким трудом научилась, вызывало подозрения. Мои одноклассники издевались надо мной, называя Леди Понсонби [49] .
Поскольку имитировать местный говор с его размытыми гласными у меня никак не получалось, мне снова пришлось на время онеметь (иногда в качестве превентивной меры я сжевывала себе язык до такой степени, что переставала его чувствовать). Эти приступы немоты серьезно беспокоили моих учителей. В Траффорде меня даже послали к школьному психологу, который попросил взять куклу и показать, где меня трогали.
49
Вероятно, отсылка к т. н. «Ленголленским леди». Элеанор Бартлер и Сара Понсонби – две аристократки из знатных ирландских семей, жившие в конце XVIII – начале XIX веков, которые шокировали и потрясли общество своего времени своими нетрадиционными отношениями. (Прим. пер.)
Но вообще я меняла школы примерно раз в полгода – именно за это время учителя успевали определить меня как альтернативно одаренную. И тогда же директора школ начинали задавать вопросы об отсутствующих у меня документах – при поступлении папа каждый раз говорил, что как раз в процессе их восстановления после пожара.
Однажды вечером в Ливерпуле отец познакомился с одним человеком во время викторины в пабе. Они оба настаивали (и правильно), что самым большим графством в Англии был Северный Йоркшир, и вступили в яростное противостояние с несогласными товарищами по команде. В итоге на бланке оказался неверный ответ (Йоркшир), и весь остаток вечера мой отец и его новый друг изрыгали ругательства и саботировали игру. А еще они с удивлением обнаружили, что у них очень много общего. Обоих бесило, как пресса выставляла каждого погибшего ребенка каким-то святым вундеркиндом. Оба думали, что Тони Блэр – самодовольный кретин. И никто из них не жил в стране легально.
Постоянно сплевывая на пол, папин новый знакомый упомянул, что знал кое-кого, кто продавал поддельные свидетельства о рождении и паспорта, и что он был бы рад «организовать» встречу.
Если мне не изменяет память, эти первоклассные документы стоили две тысячи фунтов и не предполагали посещений аэропортов или путешествий с багажом. Посредник, который продал нам документы, также озадачил нас своей потрясающей гарантией: «Если не повезет и вас остановят с ними на границе, то мы сделаем еще один комплект бесплатно».
Новые паспорта, естественно, означали и новые имена.
– Не надо на меня так смотреть, – сказал мне тогда отец. – Как говорил Уильям Клод Филдс: «Неважно, как тебя зовут, важно, на что ты отзываешься». Ты думаешь, я забираю у тебя имя, которое тебе подарила мать? Так ты считаешь? Но этот паспорт – вот настоящий подарок. Он дает тебе свободу путешествовать далеко за границы тех мест, откуда ты родом. Вместо того чтобы вести себя как упрямый ослик, могла бы сказать спасибо…
Отцовская речь о свободе была, разумеется, пустой болтовней. Он не рискнул бы подвергать наши паспорта такой проверке, как путешествие за границу. Но мы переехали на юг, потому что у отца появились документы, которые позволяли претендовать на более приличное съемное жилье. Плюс он сказал, что «все деньги стекаются в Лондон», что подразумевало и увеличение «заработка» – под этим он, конечно, подразумевал жертв поэлитнее.