Учитель Истории
Шрифт:
— Кто позвонил? — не понял я.
— Я… Ты же сам понимаешь, кто!
— Не понимаю…
Лоенко несколько раз перевел взгляд с меня на учителя и обратно, после чего задал свой вопрос, который, видимо, всерьез занимал его последние пять секунд:
— Ты вообще что за хрен такой?
— Сизов, Евгений Валерьевич, — с готовностью представился Женя и тут же забыл про капитана. — Филипп, что же мне делать?!
Но хозяин кабинета не мог допустить, чтобы о нем так просто забыли.
— Ах, так ты тот самый шизик, про которого Серега говорил. Его типа информатор и… — тут его брови приподнялись сантиметров на пять. — Стоп, это же ты предупредил об атаке громобоев?
— Да, именно он, — подтвердил я. — Поэтому, товарищ капитан, думаю, не стоит употреблять по отношению к этому человеку уничижительных либо оскорбительных эпитетов.
Вместо ответа Лоенко встал из-за стола, подошел к перетрусившему от неожиданности Евгению и… пожал ему руку.
— Я не знаю, кто ты такой, и откуда узнал… Но ты мужик. Честно, настоящий мужик. Мы все перед тобой в долгу.
— Ээээ… — на лице моего друга эмоции можно было читать, словно по открытой книге. — Спасибо большое… Я так польщен… Вот не подумал бы… Товарищ капитан…
— Тебе кто-то звонил, — любезно напомнил я, прерывая трогательную сцену.
— Ах, да! — глаза школьного учителя снова испуганно расширились. — Мне звонили эти люди!
Теперь уже Лоенко проявил заинтересованность.
— Эти люди? Что за люди?
— Видимо, громобои, — снова поучаствовал я.
— Да, громобои, — выдохнул Сизов. — Они.
— И что они сказали?
Молодой человек помрачнел.
— Они сказали… Они сказали, им нужны сабля и ожерелье. Они знают, что предметы у меня, и требуют отдать их им. Они грозились… Сказали, что вырвут мне ноги и руки, а то, что останется, скинут с крыши Юрьевской усадьбы. И будут поднимать и бросать до тех пор, пока я не скажу, где спрятаны сокровища. И Женю… Женю тоже грозились убить…
— Ты же и есть Женя, — напомнил ему капитан.
— Да не я! — всплеснул руками учитель. — Филипп, нужно что-то делать!
Но тут Лоенко, видимо, прокрутил в голове всё, только что услышанное, и задержал свое внимание на другом эпизоде.
— Так сабля и ожерелье у тебя? Украденные сокровища Юрьевских? Всё это время они были у тебя?
— Да, — кивнул Сизов. — Я взял их, чтобы они не достались громобоям. Сейчас у них на руках вся коллекция — кроме этих двух предметов. Когда они передадут ее заказчику…
— Тот отвалит им кучу денег, — закончил за него я. — Теперь, в условиях, когда мятеж потерпел поражение, эта коллекция — их главный фонд. И главная надежда. Но без сабли и ожерелья она стоит вдвое дешевле, чем с ними. Поэтому нельзя допустить, чтобы Женя попал к ним в руки.
Лоенко в задумчивости потер лоб тыльной стороной ладони. Молчание затягивалось. Мы ждали, какое решение он примет. Больше никто не мог помочь нам. Поэтому, собственно, мы и пришли.
— Ты сказал, — наконец обратился он ко мне. — Что знаешь, где укрываются громобои.
— Знаю, — подтвердил я, хотя это было не совсем правдой: я всего лишь предполагал.
— И где же?
— Там, где мы с вами познакомились, товарищ капитан. В районе речки Гороховец.
— Это там, где я поймал вас с девчонкой? Когда вы по льду удирали?
— Именно. За пару дней до того мы с Евгением исследовали реку и обнаружили, что лед в Гороховце заминирован.
— Обнаружили? — капитан чуть слышно фыркнул. — Каким же образом?
— Мы подорвались на этой мине.
— Вот оно что… Выжили?
— Как видите.
— Ладно, шутки в сторону, — офицер вторично за последние десять минут вернулся за своё рабочее место. — Вы хотите, чтобы я связался руководством и сообщил им, что знаю, где искать противника? Чтобы те, в свою очередь, связались с войсками и сообщили им тоже самое? Чтобы войска нашли их убежище и провели операцию по зачистке?
— А вы можете все это? — не скрывая своего восхищения, выдохнул Женя, которому Лоенко, похоже нравился все больше и больше.
Я лишь демонстративно закатил глаза.
— Операция по их поиску идет уже восемь часов. В район стянуто несколько батальонов, они буквально носом землю роют. Пока что безрезультатно: насколько мне известно, обнаружили лишь несколько заброшенных и обваленных пещер. Чисто гипотетически я могу дать сигнал, и некоторые силы снимут с поисков и направят по указанным вами координатам. Под свою ответственность. Вы понимаете, что произойдет, если ваша гипотеза окажется неверной?
Сизов смущенно промолчал, но тут настала моя очередь приводить аргументы.
— Товарищ капитан, думаю, мне нет необходимости рассказывать, что могло случиться, если бы вчера к заявлению этого человека отнеслись бы с аналогичным скептицизмом. Пусть вам об этом расскажет спасенный мэр. Или председатель районного суда. Или старший прокурор. Или лучше это сделает ваш начальник?
— Можешь не продолжать, — Лоенко поднял руку, и я послушно заткнулся. — Я свяжусь с кем нужно. Подождите снаружи.
— Хорошо, — мы, как по команде развернулись на сто восемьдесят градусов.
— И еще, — указательный палец со сломанным ногтем уткнулся в спину Сизову. — Ты вернешь сокровища.
— Верну, — не оборачиваясь, ответил он.
— Немедленно.
— Как только увижу Елизарова, Бабушкина и Глазунова за решеткой.
И, не дожидаясь, ответной реплики капитана, Женя вышел в коридор.
Вот так мы и оказались в штабной машине полковника Масленникова, командира каких-то там специальных воинских подразделений, которые сейчас прочесывали русло Гороховца и окрестности в поисках входа в секретное убежище громобоев. Бойцы предупреждены насчет мин, они хорошо обучены и оснащены тоже как надо — проблем возникнуть не должно. На тот случай, если информация окажется ложной, и на указанной местности никаких следов пребывания противника обнаружить не удастся, у руководства, оказывается, уже был заготовлен резервный план: ловля на живца. В роли «живца», прошу любить и жаловать, впервые на арене обладатель единственной ценной для громобоев информации… Ну да, разумеется, достопочтенный Евгений Валерьевич Сизов. Мой друг с готовностью согласился подставить свою голову под пули ради благого дела и попытаться выманить хоть кого-нибудь из лидеров группировки на свет божий. А я вот был совсем не в восторге от этой идеи, но кто меня спрашивал? Оставалось надеяться на военных. Или на то, что расколется кто-нибудь из многочисленных задержанных: до сих пор все они хранили кибальчишеское молчание. А может, просто ничего и не знали. Все равно, хотелось верить, что всё закончится хорошо.