Учитель учителей. Избранное
Шрифт:
Чтобы эти требования были реализованы, Коменский дает указания и формулирует дидактические правила:
Успех обучения определяют систематически проводимые упражнения и повторения, при этом реализуется принцип упражнений и прочного овладения знаниями и навыками. На последний принцип указывал еще древний китайский философ Конфуций (около 551–479 до н. э.), который строил именно на нем свою систему обучения. Однако понимание и выполнение этого принципа в различные времена менялось в зависимости от цели и содержания обучения.
Во времена Коменского в школах господствовала зубрежка. Великий педагог к понятию «упражнение» подошел по-новому: он считал, что усвоение знаний невозможно без активности учащихся. По его мнению, упражнение должно служить не механическому запоминанию, а пониманию явлений, сознательному усвоению новых понятий и использованию полученных знаний в практической жизни. Коменский считал, что есть упражнения, которые развивают чувства, ум, память. Он писал: «Упражнения памяти должны практиковаться беспрерывно», «Обучение нельзя довести до основательности без возможно более частых и особенно искусно поставленных повторений и упражнений». Но вместе с тем педагог выступает против механического запоминания и указывает: «Основательно внедряется в ум только то, что хорошо понятно, тщательно закреплено памятью». «Ничего нельзя заставлять заучивать, кроме того, что хорошо понятно».
Из этих положений видно, что Коменский упражнения и повторения полностью подчиняет задаче сознательного и прочного усвоения знаний учащимися.
При создании своей дидактической теории Коменского выдвинул принцип природосообразности. Он писал, что объективные внутренние закономерности присутствуют как в природе, так и в процессе обучения и призывал учитывать эти закономерности при построении процесса обучения и воспитания.
Система обучения, предложенная ученым, позволяет в той или иной мере ответить не только на вопрос как учить? но и чему учить? «В школах всех должно учить всему тому, что касается человека».
Ян Амос Коменский в своих воззрениях далеко ушел вперед от своих современников, и нет ничего удивительного, что его педагогическая система была забыта и лишь в середине ХIХ в. вновь привлекла к себе европейских читателей и педагогов. В настоящее время ее изучают высшие педагогические заведения едва ли не во всех странах мира.
Великая дидактика, содержащая универсальную теорию учить всех всему,
или
Верный и тщательно обдуманный способ создавать по всем общинам, городам и селам каждого христианского государства такие школы, в которых бы все юношество того и другого пола, без всякого, где бы то ни было, исключения, могло обучаться наукам, совершенствоваться в нравах, исполняться благочестия и таким образом в годы юности научиться всему, что нужно для настоящей и будущей жизни КРАТКО, ПРИЯТНО, ОСНОВАТЕЛЬНО, ГДЕ ДЛЯ ВСЕГО, ЧТО ПРЕДЛАГАЕТСЯ,
Дидактика есть теория обучения. В последнее время некоторые выдающиеся мужи, тронутые сизифовым трудом школ, решили исследовать эту теорию. Но как начинания их, так и успех были различны.
Некоторые задались целью написать сокращенные руководства для более легкого преподавания только того или иного языка. Другие изыскивали более быстрые и краткие пути, чтобы скорее научить той или другой науке или тому или другому искусству. Третьи предлагали что-либо иное. Но почти все они исходили при этом из внешних наблюдений, составленных на основе более легкой практики.
Мы решаемся предложить Великую дидактику, т. е. универсальное искусство учить всех всему. И притом учить с верным успехом; так, чтобы неуспеха последовать не могло; учить быстро, чтобы ни у учащих, ни у учащихся не было обременения или скуки, чтобы обучение происходило скорее с величайшим удовольствием для той и другой стороны; учить основательно, не поверхностно и, следовательно, не для формы, но подвигая учащихся к истинной науке, добрым нравам и глубокому благочестию. Наконец, все это мы выясняем a priori, т. е. из самой настоящей неизменной природы вещей, точно заставляя вытекать из живого источника неиссякающие ручейки; затем, соединяя их в одну большую реку, мы устанавливаем некоторое универсальное искусство создавать всеобщие школы.
Конечно, то, что мы обещаем, весьма значительно и крайне желательно. И я легко предвижу, что это кому-нибудь покажется скорее мечтаниями, чем изложением сути дела. Но кто бы ты ни был, читатель, воздержись со своим суждением, пока не узнаешь, что здесь действительного, и тогда будет возможность не только составить заключение, но и произнести его. Ведь я не желаю, не говоря уже о том, что не стремлюсь, чтобы кто-нибудь, увлеченный нашими взглядами, выразил свое согласие с тем, что еще не исследовано. Я настойчиво прошу, убеждаю, настаиваю, чтобы каждый, кто явится в качестве исследователя этого дела, высказывал свои собственные и притом более усовершенствованные взгляды, которые бы не могли быть ослаблены никакими обманчивыми мнениями.
Дело это поистине весьма серьезное и, с одной стороны, должно стать предметом общего желания, а с другой – его нужно взвесить общими обсуждениями и продвигать вперед общими усилиями, так как оно преследует общее благо всего человеческого рода. «Какой больший и лучший дар мы можем предложить государству, как не тот, чтобы учить и образовывать юношество, особенно при настоящих нравах и в наше время, когда юношество так испорчено, что его нужно обуздывать и сдерживать общими силами». Так говорит Цицерон. А Филипп Меланхтон пишет: «Правильно образовывать юношество – это имеет несколько большее значение, чем покорить Трою». Сюда же относится знаменитое изречение Григория Назианзина: «Образовать человека, существо самое непостоянное и самое сложное из всех, есть искусство из искусств».
Следовательно, предложить «искусство из искусств» есть дело чрезвычайной трудности и требует обсуждения и притом не одного человека, а многих людей, так как один человек никогда не бывает настолько проницательным, чтобы от его взора не ускользнуло весьма многое.
…Это искусство учить и учиться в значительной мере было неизвестно предшествующим векам, и таким образом учебные занятия и школы были полны трудов и колебаний, и самообманов, и ошибок и заблуждений, так что более основательного образования могли достигнуть лишь те, кто отличался необычайными дарованиями.