Учитель
Шрифт:
– А что это вы в кулаке зажимаете?
– спросила хозяйка.
В кулаке у меня был зажат крестик и я не хотел никому его показывать. И я подумал, что и хозяйке незачем знать об этом. И хозяйка, как будто не задавала никакого вопроса, сказала потупив глаза:
– Наверное, пора уже спать. Времени-то почти что десять часов.
Я погладил ее по голове, поцеловал ее в щеку и мысленно пожелал спокойной ночи. Не прошло и десяти минут как из хозяйского угла уже доносилось мерное посапывание очень привлекательной и соблазнительной женщины. Но разве в этом мое призвание?, - думал я.
– Она даже во сне ждет меня, чувствуя как мужские руки проходят по ее телу, сжимают еще упругие груди, прижимают
Глава 18
Утром я был разбужен хозяйкой, которая стояла передо мной заплаканная, прикусившая губу, чтобы не разрыдаться.
– Да, довел бедную женщину, - думал я, - Что теперь ей говорить, чтобы не обидеть и не озлобить женщину на весь род мужской?
Погладив голову женщины, я спросил:
– Что случилось? Ты не сердись, все еще впереди, все будет, и хорошее и плохое, и радость будет еще такая…
– Какая радость?
– изумилась хозяйка.
– У соседей девчонка во сне померла. От чего, никто не знает. Доктора приезжали, справку выписали, хотят в морг везти, чтобы вскрытие сделать и узнать причину смерти, а мать дочку не отдает. Я вот и прибежала, что бы хоть ее уговорили, вас-то она уважает.
Я по-военному встал, ополоснул лицо из медного рукомойника, висевшего на цепочке в уголке за занавеской, оделся и вместе с хозяйкой вышел из дома. Идти было недалеко и минут через десять мы уже входили в небольшой домишко, которого давно уже не касалась мужская рука.
В комнате находился врач из поселковой больницы, с бородкой клинышком под тов. Л (У) с неизменным саквояжем, участковый уполномоченный и еще несколько соседок. Мать девочки стояла на коленях у кровати дочери, обняв ее, причитала о своей горькой судьбе, о Боге, который не защитил ее, отняв самое дорогое в жизни.
– Что случилось, доктор?
– тихонько спросил я.
– Не знаю, милейший. Остановка сердца причем без каких-то видимых симптомов болезней или травм. Отравление тоже исключено, еда, понимаете ли, самая простая и неприхотливая, но самая здоровая и для организма полезна. Поверьте мне, эти люди через восемьдесят-девяносто будут рассказывать своим прапраправнукам о том, как плохо они жили и как плохо они питались. А я вас попрошу уговорить мать отдать нам дочь для исследования причин болезни. Вдруг какая-то зараза или преступление какое. Нельзя это так оставлять.
Я кивнул головой и подошел к матери. С чего начать, что сказать, как утешить, как объяснит? Не знаю. Я встал рядом с ней на колени, взял женщину за плечи и привлек ее к себе, поглаживая по волосам. Какие могут быть слова в такой ситуации. Лучше молча соболезновать, чем говорить какую-то ерунду. Женщина молча плакала у меня на груди и периодические рыдания как судорогой встряхивали ее тело. Жестом подозвав к себе свою домохозяйку, я передал женщину ей, а сам присел на кровати девочки. Руки ее были холодны, лицо неподвижное, но один глаз был чуточку приоткрыт, как будто она подглядывала за нами. Мне и раньше приходилось видеть мертвецов с открытыми глазами и с полу прикрытыми и вообще без глаз. На войне и не того насмотришься. Я протянул руку и положил ее на лицо девочки, стараясь прикрыть этот глаз. И вдруг я своей рукой почувствовал, что девочка не умерла. Она просто летает где-то вблизи, оставив свое тело. Ей это нравится и если ее не позвать, то она так и останется бестелесной, живя рядом с нами и радуясь тому, что никто не сможет причинить ей боль или зло.
– Иди сюда, - прошептал я, - неужели тебе не жалко мать, которая, может, и не маркиза или графиня, а нормальная женщина, она тебя родила и все делает для того, чтобы из тебя получилась самая красивая в мире барышня и чтобы все мужчины мира лежали возле твоих ног, вымаливая хотя бы один ласковый взгляд. А как обрадуются твои подружки, став после тебя самыми красивыми в классе? Для вида они будут плакать, а сами будут поглядывать на тех парней, которые бегают за тобой. Давай-ка, возвращайся домой, еще успеешь в школу ко второму уроку, а я напишу записку в твою школу, что ты задержалась по уважительной причине.
Лицо девочки под моей рукой стало теплеть. Я ощутил легкое подрагивание век и мышц лица. Вернулась. Сейчас минуты через две можно будет убрать руку и объявить все летаргическим сном.
Я встал и сказал:
– Мне кажется, что это все-таки летаргический сон. В армии, помнится, был такой же случай, три дня человек спал, но в чувство привели.
– Это же невозможно, коллега, - подал голос доктор.
– При летаргическом сне функции организма замедлены, но не находятся в полном отсутствии…
Девочка открыла глаза и села на кровати.
– А сколько сейчас времени? Да я же в школу опоздаю, - начала она метаться по комнате, одеваясь.
– А вы напишите записку в нашу школу и скажете, что я вам помогала?
– спросила она меня. В знак согласия я кивнул головой.
В комнате стояла тишина. Потихоньку все стали расходиться. Подумаешь, девчонка в школу проспала, а мать панику подняла.
Сарафанное радио в мгновение ока раструбило по всему поселку, что я воскресил умершую девочку и что я тибетский врач, который лечит наложением рук. Толпы людей стали собираться возле моего жилья. И мое руководство, видя такое положение, выделило все-таки комнатку в доходном доме купца Мануйлова, населенном, как это говорится, срезом российского общества 1930-х годов.
Находясь один в комнате, я написал письмо тов. Ст. о том, какие перегибы на селе совершаются во имя сплошной коллективизации. Крестьяне превращаются в крепостных рабочих, совершенно не заинтересованных в коллективном производстве, от которого ему достаются палочки в расчетной книжке, называемые трудоднями. В случае каких-либо потрясений, крестьянство не будет сторонником социализма и, если найдется умный человек, то крестьянская стихия заставит голодать города и будет дестабилизирующим фактором, таким же, как и рабочие, если их поставить в положение крестьян. Коллективизация должна быть только добровольной и собственность должна быть частной, чтобы обеспечить конкуренцию с зажиточными крестьянами.
Письмо я написал печатными буквами и отправил из соседней губернии, где проходила учительская конференция, бросил его в приемное окошечко почтового вагона.
Письмо до адресата дошло. Я не скажу, что оно повлияло на ход истории, но вскоре была опубликована статья тов. Ст. «Головокружение от успехов». Органы НКВД бросились разыскивать автора письма. К нам тоже приходил уполномоченный НКВД и беседовал со всеми работниками наробраза, выезжавшими на конференцию в соседнюю губернию, не видели ли мы что-то подозрительное среди участников конференции и не отлучался ли кто из них в последний день работы конференции на вокзал. Чекисты стали работать точнее и профессиональнее, практического опыта им не занимать. Вряд ли кто видел меня, когда я бросал письмо, было темно, но осторожным быть нужно.