Учитель
Шрифт:
— А может нужен. Какая разница какой? Главное, что он есть.
— Дорогая, — поцеловал её в шапку, в макушку, — это слова не зрелой девочки. Потом пожалеешь.
— Пусть не зрелой. Всё верно, мне 17. Но скоро исполнится 18. И я буду совершеннолетняя.
— 18 это всё равно ещё не тот возраст, Полина.
— А какой тебе надо?
— Ну хотя бы лет 20!
— А ты подождёшь этих 20 лет?
— Время покажет. Кстати, где твои очки?
— У меня контактные линзы. Макс, я не просила Алю…
— Я уже догадался. Что ты хочешь, Полина?
— Хочу, чтобы
— Уверена?
— Да.
— Тогда я буду вас всех очень жёстко спрашивать.
— Хорошо. Спрашивай. — Она подняла лицо и я увидел на её губах улыбку. Мне до безумия захотелось прижаться к ним. Сдержался с большим усилием.
— В таком случае первая твоя оценка будет большой и жирный кол!
— Это почему? — Её глаза расширились в возмущении.
— А потому, Литвинова Полина, что ты не сможешь решить задачу, которую я тебе задам.
— То есть, ты специально мне такую задашь? Не из учебного курса?
— Конечно. Даже обязательно. Надо же мне нагадить тебе в золотую медаль.
— Знаешь, Вольский, всё таки сволочь ты порядочная.
— Какой есть. Бесы порядочными не бывают. Поэтому хорошо подумай.
— Пошёл ты, Макс. — Она оттолкнула меня, повернулась и пошла по мостику. Сошла с него и медленно пошла по дорожке. Я двинулся за ней. Подобрал с земли снег, слепил снежок и запустил в неё. Попал ей ниже спины. Специально туда метил. Она остановилась, медленно повернулась. Потом сама слепила быстро снежок и запустила в меня. Промазала. О чём, смеясь, я ей крикнул. Начали бросаться снежками. Она смеялась, возмущалась и кидалась. Слепила большой снежок и стала гоняться за мной, желая залепить мне снегом наглую физиономию. Я, конечно, убегал. Правда, как только сошёл с дорожки, провалился в глубокий снег. Почти до колен. В какой-то момент запнулся и упал. Успел перевернуться на спину, как ко мне подлетела Полина, завизжала от радости и кинулась на меня, залепила мне всё лицо. Мы оба барахтались с ней в снегу. Наконец, я протёр глаза. Полина сидела на мне, стиснув ногами мои бока. В руках у неё был ком снега.
— Сдаёшься? — Спросила она.
— Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»! — Резко спихнул её, переворачиваясь. Теперь уже я оказался сверху. Замерли, глядя друг другу в глаза. На её раскрасневшееся лицо попал снег. Он таял, превращаясь в капельки. Слизнул несколько капель с её правой щеки.
— Макс, поцелуй меня. — Прошептала она.
— Ты слишком много хочешь, малыш. А кто много хочет, тот мало получит. — Отстранился от неё. Я отказался не потому, что не хотел. Я очень хотел ощутить вкус её губ. Но нельзя. Боялся, что могу сорваться. Маленькая она ещё. Начнётся с поцелуев, закончится однозначно постелью. Слишком рано. Хотя сейчас девушки в таком возрасте давно не парятся этим. Сел на задницу. — Полина, мы все в снегу. У меня ботинки полные снега.
Попытался встать, как девчонка вновь опрокинула меня в снег, залепив им мне лицо. Но тут же ладошками убрала его, огладив мне глаза и щёки.
— Знаешь, что Макс?
— Что?
— Пошёл ты. Если Магомед не идёт к к горе, то гора идёт к Магомеду.
— Это кто тут гора? Ты что ли, мелкая?
— Я! — Крикнула она мне в лицо. Я не успел среагировать, как Полина впилась в мои губы. Неумело, пыталась целовать, держа мою голову в своих руках. И когда только успела сбросить варежки? Трудно было ей не ответить…
Мы всё ещё лежали с ней в снегу. Губы наши уже разлепились, но продолжали касаться друг друга.
— Полина. Это было первый и последний раз. Поняла меня?
— Почему, Макс? Я люблю тебя. Я вижу, что нравлюсь тебе.
— Дело не в этом. Ты моя ученица, я твой учитель. Ты должна это понимать.
— Да, я понимаю. Я не буду показывать это на людях, Макс. Но в уединении, можно же? Просто поцелуй. Большего я не прошу. Мне пока и этого будет хватать.
— В уединении, тем более, нельзя! Так как очень быстро в этом уединении ты окажешься без трусов и в моей койке.
— Класс! — Засмеялась она.
— Ничего классного не вижу, Литвинова. Всё, соскочила с меня. Безобразие. Никакого девичьего стыда и гордости. Мля, куда мы катимся, это же кошмар!
— Ой, кто бы говорил, Вольский. Сам-то, без трусов позируешь перед фотокамерами! Да ещё с полуголой девицей в обнимку.
— Мне можно. Я мужчина. С меня, как с гуся вода. — Ответил ей поднимаясь.
— А с меня?
— А с тебя нет. К тебе если прилипнет это дёрьмо, то уже не отмоешься. Не разочаровывай меня больше, Литвинова.
Вышли с ней на дорожку.
— Макс, у меня тоже в ботинках снег. — Увидел лавочку. Подошли с ней. Усадил, потом развязал шнурки, снимал снимал с неё, сидя на корточках, ботинки. Чистил их от снега, отряхивал и чистил тёплые носки Полины. Она сидела довольная, счастливо улыбалась. Потом одевал их на неё и завязывал шнурки.
— Главное, чтобы ты не простыла. — Сказал я ей поднимаясь. Про свои ботинки можно было уже не суетиться. Снег там растаял.
— Спасибо, Максим. — Сказала она вставая с лавочки. Пошли с ней на выход из парка. Вдруг девушка споткнулась.
— Ой! — Полина болезненно скривилась, присела.
— Что?
— Я ногу подвернула. Мне больно, Макс.
— Да твою дивизию! Ладно, полезай мне на горбушку. — Присел. Она залезла. Шёл по дорожке, тащил её на своём горбу. Почти подошли к выходу, как я прислушался, что она там тихо напевала.
— Битый не битого везёт. Битый не битого везёт! — И тихо хихикала. Я остановился. Макс, ты лох конченный, вынес сам себе вердикт. Отпустил её ноги.
— Слезай!
— Почему, Максим? Я не могу идти.
— Слезай, я говорю. — Она сползла на асфальт. Повернулся к ней. — Вот, Поля, стоит дать слабину, ты уже на шею залезаешь. Не ожидал! На слабо сработала, да, Полинушка?
— Макс, ну извини меня. — Я повернулся и пошёл к выходу. Она припустилась за мной. Подхватила под руку. — Макс, ну пожалуйста. Ну прости меня. Я так хотела, чтобы ты меня пронёс на руках. Разве это плохо?
— А чего хорошего? На руки женщина к мужчине должна попадать по его желанию, а не обманом!
— Макс, ну подожди.