Учитель
Шрифт:
— И как он этого добился, интересно. — Пробормотал майор, небрежно перебивая собеседника. — Конечно, территория парковая лишь условно, но… вплотную к таковой прилегает, а та точно запрещена к продаже. Что скажешь, Законник?
— О! — В этот момент снулый преобразился. И куда только девалась его сонная заторможенность. Сейчас, перед майором сидел именно тот человек, от одного имени которого дрожали все поверенные Москвы. Въедливый гений казуистики, с легкостью щелкавший любые «серые» схемы и процессуальные ловушки, словно белка кедровые орешки. Глаза горят, спина прямая… ну, хоть сейчас на парад! — Это, действительно, было красивое решение. Превышение лимита
— И? — Поторопил разливающегося соловьем приказного, майор.
— А после завершения разбирательства и уплаты всех присужденных сумм, господин Николаев подал иск о признании его права собственности на полностью оплаченную им недвижимость. Ввиду известных обстоятельств, суд принял положительное решение по делу, которое и вступило в силу, в середине октября.
— И никаких аукционов. — Восхищённо покачал головой майор. — Глава муниципалитета отделался лёгким внушением, исполнитель получил повышение в качестве компенсации за выговор, а наш пострел — четыре гектара земли в столице по минимальной цене. Хм. Надеюсь, ты догадался перевести его из карцера, в обычную камеру?
Но, глянув на вытянувшееся лицо коллеги, майор понял: нет, не додумался.
— Кошкин! Бегом, пока он не свихнулся, или не начал писать ещё один иск. — Пытаясь сдержаться, проговорил он. Законник с неожиданной прытью сорвался с места, хлопнула дверь кабинета, и майор, наконец, позволил себе выматериться.
ЧАСТЬ IV. ТУМАН ВОЙНЫ
Глава 1. Вопрос не знания, но веры
Как засуетились-то все, как забегали. Приятно посмотреть. Неужто, где-то что-то сдохло, и клуб эфирников вдруг меня «нашёл»? Хм. Могли бы и пораньше отреагировать. А то за прошедшую ночь, я, кажется, переплюнул тибетских монахов, по крайней мере одной вполне конкретной частью тела. Чёртов «кубик»! Не знаю, как насчет психологического эффекта, но вот моё сродство со стихией Воды, в её ледяной части, кажется, продвинуло меня до «воя». Выйду, проверю. А я выйду… Даже, если приказные вдруг решат меня оставить здесь навечно. Клянусь. Вот только, тогда об идее школы придётся если не забыть, то отложить на неопределённый срок, точно. Потому как, я сильно сомневаюсь, что побег из внутренней тюрьмы Преображенского приказа мне простят…
Наверное, мне стоило поклясться раньше. Потому как, не успел я дать себе это слово, как дверь моего личного «саркофага», знакомо зашипев, отошла в сторону, и уже слышанный голос приказал подняться. Да — да, лицом к стене, руки за спину… разворот, и вот, двое конвоиров снова ведут меня по длиннющим подземным коридорам. Лязгают решетки, отрывисто звучат приказы стоять и идти вперёд… Снова «беседа»?
Как оказалось, нет. Камера — одиночка. Всё тот же серый цвет стен, но… тут, хотя бы есть топчан и вполне приличный, блистающий нержавейкой, унитаз за каменной загородкой. Учитывая сколько времени я здесь провел… замечательная новость.
Конвойные втолкнули меня в камеру,
— Эй, орлы! Браслеты снимите. — Возмутился я. А что? Сидеть со сведенными за спиной руками? Нет, здесь, я и сам могу их снять, но… зачем пугать людей? А в туалет, между прочим, хочется. Очень.
— Одаренным не положено. — Выдавил хмурый детина. Самый разговорчивый из этой парочки.
— С позволения сказать, а струю я, эфиром, по — вашему, в очко направлять буду?! Так ведь, подавители не позволят! Весь пол уделаю, сами отмывать будете. — Я прищурился. Нет, явно вовремя слово дал. Дебилы заржали в голос.
— Давай — давай. У нас тут самообслуживание. Сам обделаешься, сам и уберёшь. — С ухмылочкой заявил конвоир.
— Ладно, но ответственность за порчу государева имущества лежит на вас. Я предупредил.
С коротким звоном, цепочка соединявшая браслеты — подавители лопнула, и я облегчённо повёл плечами. Конвоиры отпрянули, но тут же потянули из-за ремней классические «демократизаторы».
— Уверены, что страховка покроет множественные переломы? — Злость, плохой помощник, но двадцать часов в холодном «кубике» под выматывающее нервы гудение с потолка, и самого благодушного хомячка превратят в зверя, а я, далеко не хомячок…
Но продолжить «беседу» нам не дал истошный вопль, донёсшийся откуда-то из другого конца коридора.
— ПРЕКРАТИ — И-ИТЬ!!!
Снулый. Ну вот, не дал пар выпустить, скотина. Или… «Говорливый» конвоир явно что-то попутал и сунулся в дверной проём, с занесенной над головой дубинкой. О да, поехали! Ха!
Увернувшись от просвистевшего мимо «демократизатора», вновь ухожу в разгон и с наслаждением пробиваю идиоту в грудь. Аккуратно. Мне только трупов тут не хватало, для гарантированной прописки в этой чёртовой камере!
Тело атаковавшего меня приказного, пушечным ядром впечатывается в стену напротив «моей» камеры. Второй, с диким мычанием лезет вперёд, не обращая никакого внимания на топот ног и приближающиеся вопли Снулого. В челюсть! Она у него, судя по всему, железобетонная, особого вреда не будет. Сотрясение… чего? У него голова болеть не может, она кость!
— Стоять! Стрелять буду! — Что ж ты орёшь, как потерпевший, а? Стою я. Стою. А на душе так спокойно и благостно… хоть сейчас на полянку, бабочек ловить. Улыбаюсь снулому, уже успевшему навести на меня ствол и развожу руками.
— Стою. Только не говорите: «стреляю». Это слишком бородатый анекдот. — Вздыхаю.
— М — мальчишка! Ты что себе позволяешь?! — Начинает разоряться снулый, но его прерывает неизвестно откуда вынырнувший мордатый тучный дядька с майорскими знаками отличия. Рослый, куда там конвоирам — динозаврам. За два метра точно будет.
— Замерли. Оба. Кошкин, убрал ствол. — Прогудел майор и, не обращая на нас больше никакого внимания, принялся осматривать постанывающих на кафельном полу конвоиров. — М — да. На вид, сопля — соплёй, а как вломил-то!
Покачав головой, майор разогнулся и, развернув экран недешёвого браслета, разразился целым потоком приказов. Завертелось… Медики, конвойные, какие-то чиновники… и всё это, при открытой двери в мою камеру.
— Ну, и долго ты там торчать собираешься, памятником свободе? — Осведомился мордатый майор, когда суета улеглась, и в коридоре остались только он сам и пара новеньких конвоиров.
— Хм? — Я смерил собеседника задумчивым взглядом и, придя к выводу, что попал всё-таки в дурдом, а не в ужасную и легендарную внутреннюю тюрьму Преображенского приказа, вынырнул, наконец, из размышлений. — О! Точно. Спасибо за напоминание.