Учитель
Шрифт:
— Но у тебя-то получилось? — Нахмурился Брюхов.
— Правильно, получилось. Вот только, когда отец начал меня учить, я был совсем крохой. А у детей психика очень пластична. Начни я обучаться этому сейчас и наверняка свихнулся бы от напряжения. Кроме того, я новик, и это мой потолок. Максимум, что меня ждало, это сбой в работе внутренних органов или временное поражение тканей. — Пожал я плечами. — А рядом всегда был медблок, в котором все «косяки» исправлялись на раз. Да и матушка была с медициной на «ты». У вас же, любой всплеск силы просто обратит в пепел напитываемый орган.
— Но ведь можно выработать какую-то технику… — Предположил бывший полковник.
— Сомневаюсь. — Покачал я головой. — Слишком много переменных. Тело ведь не кирпич,
— Ты уверен?
— Ну, если у вас есть на примете знакомый гранд Эфира, спросите у него. — Я развел руками. — Отец считал именно так.
Упоминание об отце в данном контексте подействовало на Брюхова обескураживающе, и он переключился на другую тему, наверное, решил отомстить. Иначе объяснить поведанный мне факт исчезновения слежки, я не могу. Спугнули-таки.
Глава 8. Красавице и кубку…
И вот понимаю же, что ожидать чего-то иного, после выходки приказных с «похищением» Платона и его «няньки», не стоило. Но… обидно, всё-таки, и тем более, я не могу понять той легкости, с которой отнёсся к потере «топтунов» Брюхов. И дело не в том, что в ответ на мой расстроенный вздох, он просто отмахнулся. Нет, даже будь у него время, чтобы успокоиться после провала наблюдения, какое-то недовольство всё равно должно было остаться. А тут… ноль. Словно, это несущественно. С другой стороны, моё сопровождение так и не было отозвано, а значит, и решения спустить дело на тормозах, не было.
Ну, хоть причины слежки за Леонидом стали понятны, и то хлеб. В общем, узнав, что за моим заместителем хвостом ходил один из прихлебателей Платона, решившим, оказывается, устроить тотальную слежку за всеми Бестужевыми в надежде, что один из них выведет его на меня, мне оставалось только развести руками. Ничего удивительного в том, что действия этих филеров оказались столь непрофессиональными, тут не было. Ну, не созданы повесы и нахлебники — дармоеды прожигающие жизнь в клубах для подобной работы. И плевать, сколько колен их предков, какому роду служили… и как.
Как бы то ни было, одной проблемой стало меньше, и я с более или менее спокойной душой пустился в круговерть подготовки к демонстрации проектов в гимназии.
Громогласное обсуждение программы продолжалось два дня… с перерывами, естественно, но голова у меня, после каждой встречи участников, просто гудела. А старшие классы вдруг стали обходить младших стороной. По крайней мере, тех, кто участвовал в «новых» клубах. Следили со стороны, этак ненавязчиво, и не вмешивались. Впрочем, оно и к лучшему. К тому моменту, когда мы, наконец, выработали стоящий план, нервы у всех были на пределе. Без ругани дело не обошлось и, хотя в результате, консенсус был достигнут, подходить к некоторым участникам дебатов было небезопасно, по крайней мере без асбестовых костюмов. Гурьба раздраженных, не успевших успокоиться пятнадцатилетних одаренных, это… хм, не фунт изюму, в общем.
Как бы то ни было, план был принят и работа закипела. Дело нашлось всем. Даже моделисты, у которых вроде бы все собранные агрегаты, включая созданные до поступления в гимназию, работали как часы, вынуждены были сдаться под напором своего штатного артефактора и, понукаемые Резановым, занялись проверкой моделей. Но больше и дольше всех бушевали вышивальщицы. Ну да, их кропотливая работа не терпит суеты, а тут требовалось сотворить кучу всего, да за столь малый срок.
Вот, кстати, сильно подозреваю, что сроки подготовки проектов для нас, были сдвинуты почти на месяц, не случайно.
Клич не остался без ответа, и два десятка его однокашников вынесли «удальцов» из школы стихийной атакой, да так, что за время своего полета к выходу, те ни разу не коснулись пола. Так и просвистели в распахнутые двери мячиками для пинг — понга, под веселый и злой рев младших и изумлённое молчание попавшихся на пути старшеклассников, нашедших в себе мудрость не вставать на пути у урагана.
Влетело всем. Младшим за непочтительность и разгул, старшим за то, что не остановили и не вразумили, старостам… за всё сразу. Но итог стоит признать скорее положительным. Одного выступления обозлённых младшеклассников хватило, чтобы старшие стали держать дистанцию. Ну а лично для меня, как для старосты, принявшего на себя всю ответственность за происшествие… да — да, «удальцы» — то решили устроить дедовщину в отношении Леонида… в общем, Совет учителей выслушал мою короткую речь и, ввиду очевидного раскаяния виновника и его содействия следствию, так сказать, ограничился решением лишить меня статуса старосты, сразу по окончании триместра. О, надо было видеть физиономию Леонида, когда он узнал об этом «приговоре». Ха! Как будто я не знал, что втайне, мой накосячивший заместитель холит и лелеет надежду, что так и останется на вторых ролях. Вот уж дудки.
На радостях, я даже сумел отловить с некоторых пор постоянно избегавшую меня Марию Вербицкую, и напомнил ей о нашей договоренности.
— Итак. Любезная Мария Анатольевна, я жду ответа на давний и, судя по вашей неуловимости, не забытый вами вопрос. Надеюсь, в своей снисходительности, вы всё-таки поведаете мне, что сподвигло вас на затею с «охотницами»…
— Ах, Кирилл Николаевич, право, я совершенно не понимаю, о чём вы говорите. — Захлопала ресницами первая красавица класса. Вот только нервно крутящаяся в ее руках пилочка, говорила о том, что барышня не так спокойна, как хочет казаться.
— А мы знаем… — В унисон пропели появившиеся непонятно откуда близняшки. Сёстры тут же взяли мою одноклассницу в «коробочку» и, зафиксировав её, схватив под руки, словно лучшие подружки, ласково улыбнулись.
Вот, как у них это получается, а? Один взгляд, одна улыбка, и вместо «зоикосмодемьянской» передо мной оказалась поникшая и готовая к сотрудничеству особа. М — да уж.
— Я сама расскажу. — Вздохнула Мария, бросив короткий и недовольный взгляд сначала на одну близняшку, а потом на другую. Я её понимаю. Ум Милы, в сочетании с характером Лины, сочетание убойнейшее, кого угодно до цугундера доведут.
Впрочем, не всё было так страшно и рассказ свой Мария начала только после того, как была отконвоирована сёстрами в «кулинарный» кабинет, а на столешнице перед нами появился чай со всем к нему причитающимся. Так что, допрос довольно быстро превратился в дружескую беседу… По крайней мере, до тех пор, пока я не узнал, что вся эта эпопея с охотящимися на меня ученицами была инспирирована госпожой Вербицкой с одной незатейливой целью… Услышав которую, я, в очередной раз вынужден был признать, что не понимаю женскую логику. Вообще.