Удача
Шрифт:
Когда-то до своего внезапного разорения Алик, успешный и обеспеченный, снисходительно наблюдал за шевелением мелких людишек внизу. Наблюдал и делился впечатлениями весело, со злобноватым юмором. Сейчас высокомерие совсем перестало идти этому мелкому, сильно изношенному, с большим напряжением выживавшему мужичку. Прежний насмешливый цинизм сменило злобное раздражение ко всем пробегающим мимо. Алик сам ощущал, что приближается к уровню назойливого параноика.
Теперь он ходил по комнате, ел горчицу, опуская в банку палец и облизывая его. Потом чистил в ванной ботинки, выскребывая этим пальцем остатки сапожного крема.
Бедность. Особое физиологическое состояние, вроде болезни. Вдобавок вонял, некстати засорившийся, унитаз. Подошла кошка, молча, вопросительно глядела.
– Потерпи, вдруг повезет. Может, пойдет сегодня копейка, – сказал ей Алик. – Злодеи разорили нас. Теперь мне остался единственный способ добывать деньги – откровенно подбирать их у себя под ногами.
Кошка смотрела тревожными глазами.
– Лучше всего обирать монеты ранним-ранним утром, – поделился с ней Алик. – Когда только становится видно. Чаще всего монеты и даже украшения валяются на остановках, где их почему-то никто не видит. И на автостоянках тоже. Хорошо собирать денежную падаль, пока ее машины не растоптали. И проклятые дворники не смели.
Голоса нищих теперь раздавались прямо под окнами. Кажется, те сидели на крыльце подъезда.
Алик вышел на балкон. Гуимплены добыли еще спирта, сейчас деловито вскрывали мелкие пузырьки. Устроились на дне жизни основательнее Алика.
– Алкоголизм, хоть слово дико, но мне ласкает слух оно, – не сдержался, процитировал Алик. – Гляжу, процветают отбросы общественности, неплохо вам живется.
Трое, задрав головы, смотрели на него.
– Рай для нищих и шутов, как сказал поэт, – добавил Алик.
– Добрых дней, – заговорил Димка Торквемада. – Начальник, спусти нам, кинь хлеба на закуску.
– Может, тебе еще и бутылку «Путинки» скинуть. Нету ничего у меня, голо.
– Или весы купи! Тыща рублей, – предложил Савонарола.
– Не по карману, ваше преосвященство. Ну, давайте гуляйте. Торжествуйте, подобно пирующим во время чумы.
Снизу смотрели с недоумением.
Слышно как уже двинулись, завыли первые троллейбусы. Проходя через комнату, Алик с раздражением посмотрел на себя в зеркало. Отражение смотрело с такой же злобой. Там маленький, худой, головастый мужик самых средних лет. Бледный, несмотря на жару.
На полу осталось белое пятно, сметана для кошки.
– Ешь быстрее, а то жарко – быстро высохнет, – предупредил на прощание Алик.
В подъезде вспомнил, что сегодня пятница, тринадцатое. Впрочем, для него стали безразличны дни и ночи. Сейчас он думал о мести. О мести тем, кто ограбил и разорил его, он думал, впрочем, постоянно. Мысленно создавал тщательные, сложно устроенные планы. Подробные и бессмысленные. Ибо ни на что он, нищий собиратель копеек, не способен. А сейчас еще размышлял о том, что мошенники и воры при всем – всегда неудачники. Они не только ограбили его, Алика, они опустили его до своего привычного обыденного уровня. Теперь вокруг тупость, ложь, обман. Подлая хитрость. Он будто оказался посреди болота, в вонючей грязи.
«Вот появился бы какой-нибудь старик Хоттабыч! Почему в этой самой жизни подобного не происходит?»
Алик спускался по лестнице. В раскрытых настежь окнах подъезда виден двор. Тишина, будто в пустой комнате. Нищих не видно и не слышно, те исчезли.
Профессионально глядел под ноги. Вроде заметил пятирублевую монету на ступенях, но при прикосновении оказалось, что это использованный презерватив. Непонятно как он попал сюда.
Мрачно напевая «Алкаши, алкаши, днем и ночью хороши!», вышел из подъезда.
Сразу увидел на крыльце, уложенную кучкой, маленькую горку мелочи. Денежная пирамидка, опять оставленная пьяными гуимпленами. Непонятно какие изменения в покореженных алкоголем мозгах заставляли тех не то выбрасывать, не то забывать деньги.
Один раз Алик уже находил здесь такую же кучку. В прошлом ошеломленные спиртом бросили четырнадцать рублей семьдесят копеек. Солидные монеты, не только медная мелочь. И в сегодняшней тоже рубли, двухрублевые и даже одна пятирублевая монета.
Собирателя копеек такая удача и возмущала, и радовала. Он двинулся вперед в подворотню дома, на ходу считая в ладони добычу. Некая милостыня от нищих. Дошел!
В подворотне, пошатываясь, шла навстречу, будто зомби из фильма ужасов, Креветка. Алик посторонился и зачем-то произнес:
– Ваше высочество, так благородно оставить на пороге моего утлого дома денежные излишки.
Креветка тупо уставилась на монеты в горсти Алика и вдруг закричала:
– Украл! Деньги украл!
– O, это необъяснимый каприз, – сдержано попытался возразить Алик. – Сначала вы, мадам, с коллегами выбрасываете вполне резонные деньги, потом требуете их. Необъяснимо, это я, как экс-миллионер, говорю. Впрочем, я отнюдь не претендую. Готов отдать всю сумму, перечисляю назад.
Протянул вперед руку, но Креветка внезапно ударила по ней. Рассыпавшиеся монеты зазвенели в подворотне. Завизжала, вцепившись в ворот его рубашки, закружила.
– Грабят! Грабят! – Дико кричала нищенка.
– Да никто тебя не гра…
Его перебил вопль:
– Устаканю гада!
В проеме подворотни возник Торквемада. Приближался, перекосившись лицом от ненависти и вставив перед собой черные от грязи кулаки. Алик рванулся в другую сторону, но там теперь метался Савонарола. Замер, увидев занесенный костыль. Снизу из него торчал остро заточенный гвоздь, блестел в сумраке.
– Будут трупья! – Заорал Савонарола.
«Почему трупья, если я один?» – Растерянно подумал Алик.
Неожиданно оказалось, что он в ловушке, подворотня стала некой крысиной западней. С двух сторон двигались нищие.
Подбежавший Торквемада с неожиданной силой ударил Алика. Тот ощутил лицом его жесткий костлявый кулак. Вдруг обнаружилось, что этот нищий – опытный уличный боец и совсем не такой пьяный, как показалось. Димка бил и бил, не уставая, и все сильнее и сильнее. Алик только уворачивался, прикрывая лицо руками.