Удар акинака
Шрифт:
1. Пуща — густой, труднопроходимый лес; чаща
2. Порядок, нем.
3. Вильгельм называл Хельмута Мольтке (младшего) «дер трауриге Юлиус — печальный Юлиус»
4. Отредактированная версия реального послания кайзера канцлеру Бюлову. Подлинный текст начинается с третьего предложения
5. начальник генштаба Австро-Венгрии с 1906 до 1911 и с декабря 1912 по февраль 1917 г.
6. Вакации — каникулы, время отпуска
7. А.П. Извольский, министр иностранных дел в это время в этом варианте истории и в нашей реальности
Сильнее войны
Когда моряк на берегу,
все девушки бегут к нему…
Песня
Что опьяняет сильнее вина?
Женщины, лошади,
власть и война.
Редьярд Киплинг
«В море — значит, дома», — вспомнил Анжу любимую присказку адмирала Макарова, но сразу же подумал, что главное все же остается на земле. Пусть даже вместо родных российских осин вокруг торчат быстро надоевшие пальмы. А воздух слишком горяч и влажен. Да и надоедливых дождей выпадает больше, чем осенней российской порой. Не повезло команде «Алмаза» оказаться в этих забытых богом местах в самый влажный сезон. И никуда не денешься — ремонт боевых повреждений уже почти закончился, когда внезапно всплыла непонятная поломка в машинах. Причем настолько серьезная, что крейсер фактически поставили на прикол не менее чем на полгода.Экипаж, конечно же, сразу растащили на другие корабли, ведь потери после сражения у острова надо было пополнять. Иван Иванович1 почти сразу перевели на должность командира броненосного крейсера «Юрий Долгорукий» и он забрал с собой большинство строевых офицеров. Сам Анжу в результате оказался на должности временно исполняющего делами командира «Алмаза», а на его место назначили лейтенанта Саблина.
В результате свободного времени у Петра оказалось больше, чем ранее. Вот только заняться в этом городке, по сравнению с которым Кронштадт или даже теткина деревня возле какого-нибудь провинциального Саратов2 выглядели культурными столицами. Здание Морского Собрания и театра Анжу, как ему казалось, выучил уже наизусть и снаружи, и изнутри. Как и репертуар местной труппы и даже песни играющих на улице бродячих музыкантов. Причем последние, к удивлению Петра, пели не только испанские и местные, но и русские романсы и песни. Причем почти без акцента. Вот только дожди разогнали и бродячих музыкантов, которые стали редко появляться и в дни с нечасто наступающей хорошей погодой. От скуки Петр перечитал, кажется, уже все книги в небогатой библиотеке Морского собрания и даже записался в читальный зал местной публичной библиотеки. Пару дней назад к огорчению Анжу выяснилось. что несколько деталей вообще придется изготавливать заново, что займет еще пару недель. В результате экипаж оказался совершенно свободен. Моряков давно уже поселили в казарму, а оставшиеся офицеры теперь разбежались кто куда в поисках развлечений на свободное от дежурств в казарме время. Решил отвлечься и Петр, приняв предложение одного из офицеров местного гарнизона, артиллериста Криницкого Иллиодора Автономовича, съездить в Агану и посмотреть на место высадки японского десанта. На Гуаме, надо заметить, как и в Кронштадте, береговая артиллерия подчинялась флоту.
Выехали с утра, по холодку, на двух взятых в управлении береговой обороны легких колясках, прихватив с собой вестовых. Оба офицера были в летней белой тропической форме одежды. Разве что штабс-капитан по адмиралтейству Криницкий одел облегченный вариант с шортами, на британский манер, а Анжу предпочел легкие полотняные брюки. В которых, надо признать, оказалось все-же жарковато.
До Аганы добрались быстро, по пути обогнав коляску с двумя девушками. С которыми Криницкий, а вслед за ним и Анжу приветливо раскланялись на ходу.
Пляж оказался обычным, песок чистым. И даже следов от многодневных боев почти не было заметно. Бросились в глаза лишь несколько проплешин на месте бывших домов, видимо сожженных и до сих пор не восстановленных, да встреченные в нескольких местах по дороге к пляжу воронки от тяжелых снарядов. Ничего более интересного Петр ни в поселке, ни на пляже не обнаружил. Впрочем, Криницкий и не скрывал, что едет не просто провериться и возможно потребуется консультация Петра Ивановича, как командира корабля. Пока Анжу рассматривал окрестности и пытался придумать себе какое-нибудь занятие, штабс-капитан с помощью вестового установил на ровной площадке артиллерийскую буссоль и что-то старательно с ее помощью промерил. Потом что-то долго рассматривал в цейсовский бинокль. А тем временем Анжу, разместившись под установленным вестовыми тентом,выпил бокал свежего холодного лимонада. Подошедший Криницкий также не преминул охладиться лимонадом, после чего больше четверти часа выпытывал у Петра соображения о возможностях обстрела берега этого района с моря. Затем штабс-капитан убежал осматривать, как понял Петр, возможные позиции береговых орудий.
Анжу же решил прогуляться по пляжу. И неожиданно наткнулся на ту самую девушку, чью коляску они обогнали по дороге. Встретились они почти на самой окраине пляжа, у кустов, и Петр вежливо поклонился. Девушка поклонилась в ответ и тут же начала заваливаться, подскользнувшись на неведомо откуда появившемся камне. Пришлось Петру ее поддержать, невольно подхватив за талию. Они сблизились настолько, что Анжу почувствовал запах ее духов. И тотчас же убрал руки. услышав возмущенное шипение ее спутницы, скорее всего — дуэньи.
– Извините, мадемуазель, — негромко, так, чтобы слышала только девушка, произнес Петр. — Вы могли упасть.
– Спасибо, — также тихо ответила, покраснев, девушка. После чего, отвернувшись, сказала кое-что по-испански, обращаясь к дуэнье. Приказным тоном, заставив ее замолчать.
– Разрешите представиться, — поклонился Петр. — Петр Анжу.
– Вы француз? — удивилась девушка, тут же представившись ответно. — Мария Хосе Гарсия Луиса Гутиеррес, — говорила она по-французски довольно бойко, но явным акцентом.
– Нет, мадемуазель, я русский, — ответил Петр уже по-испански. Впрочем, Мария удивленной этим ответом не выглядела. Похоже, уже сталкивалась в гарнизоне с русскими самых разных национальностей и перестала этому удивляться, решил Анжу. — Командир корабля, капитан второго ранга, к вашим услугам, — продолжил он снова по-французски.
– Говорите по— испански? — удивилась Мария — Странно, — оглянувшись вокруг и снова что-то приказав дуэнье, снова удивилась девушка. — Не вижу вашего корабля.
– А он есть, — пошутил в ответ Анжу. — Только стоит сейчас в гавани Апра. Я же отдыхаю и сопровождаю своего друга, штабс -капитана Криницкого. Вон он, занят своими очень важными делами. На испанском я говорю совсем плохо, — добавил он. — Если не возражаете, вернемся к французскому.
— Криницки? — вот теперь Мария удивилась по-настоящему. — Илли… Илли-одОр? Знаю этого капитана. Но он же в Апра… Впрочем, это наверное что-то военное и вы, мсье капитан, не имеете права рассказывать об этом малознакомым девушкам…
— Конечно, — согласился Анжу. — Но я надеюсь эти обстоятельства не заставят вас отказаться от разговора со мной? — и попросил. — Разрешите сопровождать вас во время прогулки? И угостить вас холодным лимонадом?
Мария задумалась на несколько мгновений:
– Разрешаю сопровождать. Лимонад… подумаю…
Иони побрели по песку. Первоначально под аккомпанемент в виде негромкого неодобрительного ворчания дуэньи. Потом Мария, остановившись и развернувшись к сопровождающей, экспрессивно высказала свое мнение, заставив пожилую испанку замолчать. Дальше они пошли спокойнее, обмениваясь на ходу короткими фразами на французском, которым Мария владела слабо. Но им хватало и этого, потому что даже Петр, к его собственному немалому удивлению, ощущал неожиданный душевный подъем. И какое-то непонятное волшебное чувство сопричастности и единения, при котором собеседника понимаешь даже не по тому, что он говорит, а по интонации и малейшему, едва заметному жесту. Как они добрались до навеса, о чем говорили, что пили, Анжу не заметил. Где-то по краем сознания он отметил появление штабс-капитана, поздоровавшегося с покрасневшей от чего-то Марией и снова убежавшего по своим делам. Потом им пришлось распрощаться. Гутиеррес отправилась по своим делам, а Анжу остался ожидать, когда Криницкий закончит свои дела…