Удар! Ещё удар!..

Виктор Иннокентьевич подошел к доске и написал условие задачи. Когда он, привычным движением отряхнув меловые крошки с пальцев, вернулся к столу, на видном месте — поверх классного журнала — лежал листок бумаги.

«Даешь нокаут!» — требовали крупные печатные буквы. И после них выстроился целый частокол восклицательных знаков.

Виктор Иннокентьевич

Но семиклассники — народ упрямый.

— А верно, что ваш удар правой весит триста пятьдесят килограммов? — спросил Коля Уточкин, щуплый, вихрастый парнишка с последней парты.

— Верно лишь то, что ты все еще не переписал условие задачи, — сказал Виктор Иннокентьевич. — И завтра этой самой правой я тебе поставлю двойку.

Класс коротко хохотнул.

— А у меня — пари с Уточкиным! — крикнул его сосед по парте, Женя Богомазов. — Я поставил бутылку кефира, что вы победите еще во втором раунде!

— Разговорчики! — перебил Виктор Иннокентьевич. — Богомазов, к доске.

— Вот тебе и кефир! — тихонько прыснул кто-то.

Но тут прозвенел звонок.

— Гонг! — всплеснув руками, радостно воскликнул Богомазов. — «О, как приятен твой медный звон!»

Это была строчка из стихов школьного поэта.

— Да, спас тебя медный звон! — усмехнулся Виктор Иннокентьевич.

…Придя домой, он пообедал и взялся за газеты.

О предстоящем бое старался не думать. Это было его правило. В день боя — забыть о бое. Не так-то просто. Но необходимо.

Он удобно устроился в кресле с целым ворохом газет. Много накопилось их, непрочитанных, за последние суетливые три дня.

Виктор Иннокентьевич, или, как зовут его на ринге, Виктор Ладыгин (у боксеров, как и у поэтов, нет отчества) — невысокий, плотный, на голове — короткий «ежик». Боксеры сейчас почти все с челками. А у Ладыгина — по-прежнему «ежик». Глаза серые, чуть прищуренные, внимательные. Говорит Ладыгин спокойно, громко и уверенно. Но вовсе не от излишней важности или самодовольства. Нет, просто — профессиональная черта большинства учителей (как, например, и врачей), привыкших часто объяснять, внушать, доказывать. Тем более, что Ладыгин, как он сам шутил, был «учителем в квадрате»: преподавал физику в школе и бокс в «Искре».

…Вечером, сидя в раздевалке, в трусах и майке, Виктор Ладыгин привычными движениями левой руки забинтовывал кисть и пальцы правой. Неширокий эластичный бинт плотно стягивал суставы, чтобы в бою предохранить их от вывихов и повреждений.

В раздевалке — большой комнате с длинными скамьями и узкими, высокими белыми шкафчиками — расположилось десятка два боксеров и секундантов. На скамейках лежали маленькие фибровые и кожаные чемоданчики, разноцветные махровые халаты, трусы, майки, носки, бинты, туфли-«боксерки», полотенца, круглые плоские пластмассовые коробочки с завинчивающейся крышкой, в которых боксеры носят капу — пластинку, защищающую зубы во время боя.

То и дело дверь из зала открывалась, пропуская судью, тренера или врача, и тогда в раздевалку врывался шум трибун, крики, аплодисменты, звук гонга.

Слева, из-за чуть приоткрытой двери душа, доносился плеск и звон тугих струй воды и голоса моющихся боксеров, только что закончивших выступление.

Уже сто сорок девять раз в своей жизни Виктор Ладыгин так же сидел в раздевалке и бинтовал руки, готовясь выйти на ринг. Привычное занятие не отвлекало его мыслей.

Через несколько минут он начнет свой стопятидесятый бой. Честное слово, неплохой боевой список, особенно если учесть, что сто семнадцать встреч он выиграл, причем шестьдесят две — нокаутом.

Сегодня — юбилейный день: сразу три знаменательные даты.

Во-первых, можно поздравить себя с днем рождения.

Виктор усмехнулся, мысленно приподнялся со скамьи и отвесил поклон воображаемым поздравителям. «Благодарю, сеньоры!» Впрочем, откровенно говоря, поздравлять не с чем: как-никак стукнуло уже тридцать четыре. Вообще тридцатичетырехлетний мужчина — в самом расцвете сил. Но бокс любит молодых. Можно до старости играть в теннис, ходить на лыжах. Нередко встречаются пятидесяти- и даже шестидесятилетние гребцы, конькобежцы, метатели, бегуны. Но нет пятидесятилетних боксеров. Даже сорокалетнего не увидишь на ринге.

Да, несправедливо устроена жизнь…

Виктор Ладыгин уже давно и твердо решил: стопятидесятый бой — независимо от результата — станет его последним боем. Ладыгин не воспринимал это трагически. Он прекратит выступления, но, конечно, не покинет ринга. У него остаются ученики. По-прежнему будет он тренировать молодых боксеров.

Вообще в последнее время его не покидало хорошее настроение. На днях директор, наконец, достал деньги на капитальное переоборудование кабинета физики и закупку новых приборов. Вот теперь можно будет развернуться по-настоящему!

Зрители, конечно, не знали о его решении. Не ведали этого и друзья — тренеры, спортсмены. Но сам Ладыгин чувствовал — исчезает быстрота, резкость ударов, нет уже прежней молниеносной реакции.

Сидя в раздевалке, он все время помнил, что сегодня последний раз поднимется на залитый светом, белый брезентовый четырехугольник ринга. Это вторая знаменательная дата.

И, наконец, третья. Сегодня в финале первенства «Искры» он встречается не с кем-нибудь, а со своим учеником Валерием Чутких. Надо же!.. Именно они — учитель и ученик — будут через несколько минут оспаривать звание чемпиона общества.

Ладыгин кончил бинтовать правую руку, оглядел свою работу и принялся за левую.

Из зала донеслись шумные аплодисменты и крики.

— Твой Чернов бьет Малинина, — сказал секундант.

Ладыгин кивнул.

На несколько секунд наступила тишина, потом раздался новый взрыв криков — и сразу же весь зал замер. Секундант быстро приоткрыл дверь и взглянул на ринг.

— Малинин в нокдауне, [1] — сообщил он Ладыгину. — Силен твой ученичок!

Ладыгин снова кивнул, и мысли его тотчас возвратились к предстоящему бою.