Удар из прошлого
Шрифт:
– Лежи, тварь, – Нумердышев навалился сверху на грудь.
Было так тихо, что пожарник услышал костяной хруст. Цокнули ножницы. Господи, за что эти муки? И где эта чертова сестра, торчавшая целый день в палате? Зачем он, Белобородько, на ночь отпустил своих парней, лейтенанта и прапорщика.
Валиев близко нагнулся над лицом Белобородько. Бригадир улыбался. Его зрачки расширились, карие глаза сделались черными, как южная ночь. На кончике носа повисла мутная капля пота. В этой капле отражалось все страдание мира.
– Ну, что? – прошептал Валиев. – Нравится. Я тебя буду до утра кромсать. Из принципа. Потому что теперь, когда ты меня искалечил, у меня появились эти сраные принципы. Раньше их не было.
Бригадир показал пожарнику только что отрезанный садовыми ножницами указательный палец. Белобородько хотел отвернуться к стене, но сидящий сверху человек, повернул его голову в нужном направлении, заставил смотреть на палец. Валиев пританцовывал у кровати.
– Нравится тебе, спрашиваю? Похоронный оркестр не будет играть на твоих похоронах. Музыканты не сопровождают гуляш из человечины. Дерьмо, которое от тебя останется, бродячие псы сожрут.
– Ну-ну-ну-ну, – выдавил из себя полковник.
– Не нукай, тварь. Я, мать твою, сука, ещё не начинал. А от тебя уже плохо пахнет.
Валиев бросил палац на пол и раздавил его каблуком ботинка. Белобородько, чтобы хоть не видеть происходящего, снова попробовал отвернуться к стене. Нумердышев, сидящий на животе пожарника, ударил его кулаком по лицу. Нумердышев наклонился вперед.
– Смотри туда, – сказал он.
Белобородько отрицательно помотал головой. Он не мог смотреть на свои пальцы, отделенные от рук. Это выше его сил. Нумердышев съездил полковнику по носу. На бинтах, закрывающих лицо, расползлось кровавое пятно.
– Смотри, – повторил Нумердышев. – Иначе мне придется срезать веки с твоих глаз. Бритвой, которая у меня в кармане, я срежу верхние и нижние веки. Я сделаю это. Ты все увидишь. Ты меня понял?
Белобородько кивнул головой. Он и так почти ничего не мог разглядеть, слезы боли накатили серой пеленой, заволокли глаза.
– Вот так, – сказал Нумердышев. – Смотри, герой. И не вздумай закрывать глаз.
Сухой хлопок пистолетного выстрела долетел в четырнадцатую палату издалека. Показалось, на улице кто-то балуется хлопушкой.
Валиев только что сломал пожарнику безымянный палец на правой руке. Он уже раскрыл хищный клюв садовых ножниц, собираясь отстричь палец по нижнему суставу и продемонстрировать свою работу жертве. Но при звуке выстрела остановился, забыв закрыть рот.
Короткое мгновение тишины.
И тут же несколько выстрелов подряд. Опытный человек сразу определит: стреляют из разных стволов, из разного оружия. Нумердышев расслабил бедра, которыми сжимал, как тисками, грудь несчастного.
– Черт, менты, – прошептал Нумердышев. – Ну, бля…
Оставаясь сидеть на животе Белобородько, он повернулся, сбросил ноги на пол. И так, вытянув голову к двери, прислушиваясь, застыл. Два выстрела, ещё два… И вот все стихло.
– Откуда тут менты? – Валиев бросил ножницы на пол. – В такое время, в этом клоповнике – и менты?
Нумердышев слез с кровати, вытащил из сумки ружье. Ступая на цыпочки, подошел к двери, выглянул в коридор, в котором кто-то уже зажег верхний свет. Выстрелы разбудили больных. У дверей палат вдоль всего коридора топтались люди, встревоженные и растерянные. Четверо мужчин, собравшись кучкой, о чем-то переговаривались.
– Ну что там? – тихо спросил Валиев, оставаясь стоять у изголовья кровати. – Ну, чего?
– Черт его знает, – повернул голову Нумердышев. – Ментов не видно. Больные в коридор вышли. Вон сколько народа. Весь вид загораживают.
– Больные, мать их, вышли, – Валиев едва не заскрипел зубами.
Девяткин несколько секунд стоял над трупом молодого кавказца, одетого в куртку с нашивками «охрана» на правом рукаве и на груди. Труп полусидел на кровати, на полу валялся пистолет. Что это был за человек? И почему он решил расправиться с Девяткиным? Прическа посетителя ему не понравились? Труп смотрел на Девяткина прищуренными укоряющими глазами. Кавказец словно хотел сказать: ну, зачем же ты со мной так?
Из дырки над правым глазом сочилась тонкая струйка крови. Прочертив неровную линию по глазу и щеке, кровавый ручеек впадал в широко раскрытый рот Байрама. Девяткин повалил убитого сперва на левый, затем на правый бок, обшарил карманы. Ничего интересного, кроме снаряженной пистолетной обоймы и кастета. Девяткин наклонился под кровать, но обыскивать ещё один труп в камуфляжной куртке, не стал. Времени на ерунду не осталось.
Девяткин поднял с пола пистолет «ТТ», поменял расстрелянную обойму на ту, что нашел в кармане кавказца. Сунул трофейный пистолет в карман. Из-под ремня достал собственный «Макаров». Выйдя из служебной комнаты, не выпуская из рук пистолета, поднялся на один пролет верх.
Между этажами стоял Боков. Обеими руками он держался за перила. Со стороны казалось, парень был пьян, потерял ориентировку в пространстве и теперь в непотребном виде боялся загреметь вниз и пересчитать хмельной головой все ступени лестницы.
– Ты как? – спросил Девяткин.
– Уже нормально. О кей. Лучше не бывает.
Боков разжал пальцы, оторвал руки от лестничных перил с усилием, будто приклеил к перилам ладони. Его слегка шатнуло из стороны в сторону.
– Немного штормит, – Боков попытался растянуть в улыбке бескровные серые, как табачный пепел, губы. – А так хорошо. Не то слово, как хорошо.
Свободной рукой Девяткин потрепал молодого человека по плечу.
– Молодец. Храбрый, мужественный парень. И вообще, если бы ты был женщиной, я бы тебе отдался. Задаром.
Боков сделал вид, будто не услышал последних слов. Тем боле сил, чтобы злиться или обижаться на Девяткина давно не осталось.
– Я пойду с вами, – сказал Боков. – Дайте мне пистолет.
– Застрелиться хочешь?
Девяткин шагнул на верхнюю ступеньку, но Боков вцепился в рукав его куртки и заявил:
– Тогда я пойду без оружия.