Удар мечом
Шрифт:
– Куда собрался? – опять почему-то испугалась девушка.
– В лес, к своим.
– Все стежки перекрыли. Поймают тебя, догадаются, где прятался…
Девушка всхлипнула, жалобно зашептала:
– Что я наделала, что наделала? И зачем только приехала в эту глушь?
– А-а-а… так ты новая учительница, – сообразил бандеровец. И строго прикрикнул: – Перестань ныть!
Он остановился у двери, приник к ней, прислушался, яростным шепотом выругался.
– Твоя правда. Из села сейчас не выйти.
Слышно было, как внезапно поднявшийся
– Смотри ты, держится до сих пор… – удивился бандеровец.
– Кто?
– Ясень… Его лет пять назад громовица сожгла, а он, видишь, отошел. Могучий, видать, корень, потому и ожил…
– Откуда знаешь?
– Знаю.
Девушка тоже слушала ветер, ночные шорохи, потом спросила:
– Что ж, так и будешь стоять в сенях?
Лесной гость промолчал. Он не знал, на что решиться.
Учительница тихо открыла дверь в комнату, вышла на свет. Проверила, плотно ли задернуто окно, и позвала:
– Проходи сюда!..
Кто хозяин в Зеленом Гае?
Через несколько дней снова собрались комсомольцы. На этот раз в хате у Надийки Михайлюк. Пришли десять человек. Ждали еще Олеся Гнатюка, запаздывал хлопец, а почему – никто не знал. Двенадцатым на учете стоял Данила Бондарчук. Его отправили в госпиталь в областной город.
В углу сидел инструктор райкома комсомола Иван Нечай. Инструктор хмурился, нетерпеливо постукивал пальцами по столу.
Надийка скрутила жгутом газету, принялась старательно протирать стекло лампы.
– Закрой сначала ставни, – недовольно проворчал Степан Костюк.
– Боишься? – бросил насмешливо Нечай.
Костюк вспыхнул.
– Голову не хочу задарма потерять.
– Ладно вам, хлопцы, – примирительно вмешалась Надийка. Она вышла из хаты, звякнула прогонычами, вгоняя их в гнезда. Ставни захлопнулись.
Вместе с Надийкой в хату вошли Лесь и новенькая дивчина, заведующая школой. Она смущенно осматривалась, щурилась от света.
– Вот еще одного товарища привел, – сказал Лесь, – Мария Шевчук, вчителька.
– Знаем, – отозвались хлопцы и девчата: в селе всегда и все знают, кто приехал и кто уехал.
– Добрый вечир вам, – поздоровалась учительница сразу со всеми. Она сняла цветастую косынку, легонько тронула ладонями волосы. Зарделась под любопытными взглядами парней, чуть повела плечом: ну и смотрите, раз смотрится – вот я, вся перед вами… Какая есть, прошу любить и жаловать.
Красивая дивчина, статная. Прическа у нее новомодная, короткая, как на фотографиях у актрис. Брови стрелками летят от переносицы. А глаза темные, как угольки-жаринки. Такая не одного хлопца присушит.
– Комсомолка? – строго спросил Нечай.
– Да, – ответила Мария. – Вот только на учет не успела встать, школу принимала, не до этого было.
– Идите сюда, садитесь, – гостеприимно пригласила Надийка, освобождая место на скамейке рядом с собой.
Нечай открыл собрание. Как представитель райкома, он на время заменил секретаря. Иван машинально, двумя пальцами под ремень, расправил гимнастерку, вышел на середину горницы.
– На учете в организации состоит двенадцать комсомольцев. Данила Бондарчук тяжело ранен бандеровцами и находится в госпитале. Остальные присутствуют. Какие будут предложения?
– Давай начинай, – солидно пробасил Костюк.
– Кому поручим вести собрание?
– Ты и веди – чего уж там.
– Добре, – кивнул головой Нечай. – Только вначале я хотел предложить вот что. Среди нас находится новый товарищ, Мария Григорьевна Шевчук. Пусть расскажет свою биографию – в коллектив ведь принимаем, а время тревожное, в тех, кто рядом, должны быть уверены.
– Какая там у меня биография. – Мария усмехнулась доброжелательно и чуть снисходительно. – Ну, родилась… училась… выросла… теперь вот сама учу детей…
– Нет, так не пойдет, – строго прервал ее Нечай. – Мы имеем право знать о вас больше. И это не праздное любопытство, учтите.
– Я понимаю, – Мария Григорьевна чуть развела руки в стороны, будто сказала: вы, конечно, право такое имеете, но что же поделаешь, если рассказывать-то нечего.
– Родители мои живут в Полтавской области. Отец работает в колхозе конюхом. В том селе и я жила все время. В комсомол в школе вступала. Во время войны отец партизанил, в армию его не взяли из-за болезни. После школы поступила в педагогический институт, училась неплохо, выполняла разные комсомольские поручения: была пионервожатой, комсоргом группы. Как учебу закончила, получила назначение во Львовскую область, учительствовала там недолго, вскоре меня перевели в ваше село. Взысканий не имела. Вот, кажется, и все…
– Замужем? – шутливо поинтересовался Костюк.
– Нет, – смущенно засмеялась Мария. – Не успела…
Иван неодобрительно посмотрел на Костюка: дело серьезное, а он шутки шутить вздумал.
– Еще вопросы будут? Или приступим к прениям?
Была у Ивана странность: приклеилась к нему канцелярско-заседательская терминология. Доля инструктора райкома комсомола известная – командировки, собрания да заседания.
– А що воно таке – прения? – удивленно спросил Костюк.
– Обсуждать ту чи иную проблему.
– Ишь ты, проблему… А я думал, Марию Григорьевну.
– Да бросьте вы дивчину мучить, – вмешалась Надийка. – Понятно ведь, кого зря заведовать школой не пришлют.
Нечай сказал, что, поскольку все ясно, Мария Григорьевна Шевчук принимается на учет в организацию, а он, когда будет в районе, все официально оформит.
– Спасибо вам, – как-то очень по-простому поблагодарила Мария. И неизвестно, кому адресовалось это «спасибо»: то ли Нечаю, избавлявшему ее от хлопот – в район путь неблизкий, то ли хлопцам, доброжелательно принявшим ее в свою комсомольскую организацию.