Ударь меня нежно
Шрифт:
Открыл дверь и вошёл в кабинет. Каково же было моё удивление, когда я увидел девушку сидящей на полу. Попа опущена на пятки, ладони лежат на коленях, голова поникла.
Что это значит, черт возьми?! Я вскинул брови в удивлении.
– Подними голову, девочка, и объяснись, – тон был спокойный, но в голос я добавил столько холода, что девушка поёжилась.
Татьяна подняла голову, а в глазах стояли слёзы.
– Простите, милорд. Я пришла просить сессию, – тихо произнесла она.
– Ты же знаешь, что такое в стенах офиса табу. Только
На губах Татьяны появилась слабая улыбка. Я посмотрел в карие глаза любовницы, и догадка озарила голову.
– Постой, ты всё это специально затеяла, чтобы получить наказание, не так ли, Таня? – подошёл к ней так, что носки ботинок коснулись её ног.
Татьяна протянула руку, а потом пригладила чёрные как смоль волосы.
– Встань, девочка, не стоит марать юбку. Сядь на диван, а потом объясни своё поведение.
Я повернул правую ладонь внутренней стороной к девушке. Это означало, что та может опереться на руку хозяина и подняться.
– Спасибо за помощь, милорд, – вежливо сказала Таня, вставая на ноги.
Потом она прошла до чёрного дивана из искусственной кожи, села, как велели. Я приземлился рядом с ней.
– Ну, я жду твоего рассказа, девочка. Почему ты нарушила правила? Можешь обращаться по имени-отчеству, у нас не сессия, – милостиво разрешил я.
– На вашем столе заявление на увольнение, с сегодняшнего дня. Я уезжаю, Арсений Михайлович. Я уже говорила, что мама вышла замуж за иностранца. Отчим увозит нас к себе на родину. Я хорошо знаю английский язык и буду работать в его компании, – грустно вздохнула Татьяна.
– Что за чушь? Ты уже взрослая и можешь отказаться, – удивился Арсений.
– Мне больно уезжать от вас, честно. Остаться я тоже не могу. В Англии другие возможности и жизнь, – по щеке девушки скатилась слезинка.
– Ну-ну, не плачь. Всё будет хорошо. Там тоже есть БДСМ-клубы. Ты сможешь проводить сессии с хорошим топом, – я обнял сабу, прижимая к себе.
Татьяна обняла меня в ответ.
– Я буду скучать. Такого как вы больше никогда не будет, милорд, – всхлипнула она, а потом отстранилась. – Простите, я испачкала вашу рубашку слезами.
– Не думай об этом. Если хочешь прощальную сессию, то мы можем её провести. Но, разумеется, в моем доме. Иди, собирай вещи. Я пока распоряжусь, чтобы тебе выдали трудовую книжку. Придётся подождать, пока обед закончится. Расчётные получишь на карту, ближе к вечеру. Как будешь готова, спускайся к машине и позвони мне. И не забудь, ты нарушила правила, и будешь наказана. Но ввиду обстоятельств предоставляю тебе право выбрать наказание.
– Спасибо, милорд. Я хочу розги, – произнесла девушка уходя.
– Я тебя услышал, Таня. Десять ударов розгами, – со сталью в голосе произнёс я.
Сел в кресло и задумался о своём. Это началось ещё в раннем детстве. В то время, когда я себя ещё не помнил. Когда я родился, то практически не доставлял родителям хлопот. Плакал только тогда, когда был голоден, или требовалось сменить ползунки. В остальное время я спокойно лежал в кроватке, даже если не спал. Позже, играл игрушками, не отвлекая маму от домашних дел. Странности заключались не в этом. Уже в полтора года я ненавидел, когда со мной сюсюкаются.
– Ах, какой красивый малыш, утю-тю, – говорил кто-то из друзей родителей.
Я демонстративно разворачивался и уходил. Если кто-то чужой пытался брать на руки, не плакал. Просто кусал гостя за руку, заставляя отпустить.
– Арсений, так нельзя, зачем ты укусил тётю Катю?! – строго говорила мама.
Я как-то странно улыбался и опять же уходил к своим игрушкам. Одного раза хватало, чтобы ко мне больше не приставали. Поэтому друзья родителей, а также родные, старались спросить, можно ли меня взять на руки. А иные и вовсе не приставали, нет и не надо.
Потом, уже в сознательном возрасте, я помнил, что в садике был бесспорным лидером во всех играх. Воспитатель удивлялась, что все дети слушаются меня, как будто я старше.
В шесть лет сам попросил отдать меня в секцию кикбоксинга. Тренер сказал, что из меня можно сделать чемпиона. Дальше областных соревнований я ездить отказывался. Чувствовал, что больше тяготею к экономике и бизнесу, а спорт так, для общего развития.
В школе со мной старались дружить. Быстро поняли, что наживать такого врага себе дороже. И вовсе не потому, что мой папа богатый бизнесмен со связями. Я мог не разобравшись ударить в челюсть. Мне неважно, что парень, стоящий передо мной, передавал чужие слова, а не свои мысли. В это время в голове сверкала красной вспышкой только одна фраза: «Никто и никогда не смеет меня оскорблять!»
Когда мне в первый раз предложили покурить за школой, я строгим тоном ответил:
– Сигарета – дурная привычка, которая делает из человека раба, так же, как и алкоголь. Привыкаешь и начинаешь поклоняться, покупая всё новую и новую дозу. Мне не жалко денег. Просто я не раб. Никто не смеет мной управлять, даже плохие привычки.
До сих пор помню, как у ребят отвисли челюсти, но никто не посмел назвать меня слабаком.
Уже после школы первый секс. Первая красная от ударов ладони попка. Девушка отказалась потом со мной спать.
– Есть такая субкультура. БДСМ называется. Друг моего брата этим занимается. Прозвище Кай. Могу сказать, где они тусуются по субботам с такими же, как и ты. Ко мне больше не суйся с этим, – сказала тогда Маша.
– Буду благодарен. А это тебе за моральный ущерб, – я достал из кармана брюк крупную купюру.
Пошёл в байкерский бар только через несколько месяцев. К этому времени успел поступить в институт, где была военная кафедра. А также переспал с несколькими случайными любовницами. Помня о случае с Машей, я действовал осторожнее. Шлепки по заднице были несущественными, и гнева у девушек не вызывали.