Удар молнии
Шрифт:
— Все на месте? — Я вернулся назад вдоль цепочки застывших, как тени, «фантомов». «Сутенер», громила с лысой башкой, Джон, Алина… Все. Замыкающий — «номер пятый» с азиатским разрезом глаз. — Отлично! Пройти нам надо две с половиной мили. Спешить не будем. Расчетное время выдвижения на позицию — ноль часов пятьдесят минут. А сейчас без пяти двенадцать. Кому не лень тащить каску в руках, снимите ее. Что еще?.. Все. А ну-ка попрыгали. — Они послушно попрыгали. Ни единого лишнего звука. Это профи. Их можно не проверять. — Вперед, ребята! Нас ждут большие дела…
Через десять минут я надел каску
— «Первый» — «Школьнику». Проверка.
— «Школьник» — «Первому», — прозвучал в наушниках голос Мартина. — Есть проверка. Отбой.
— Есть отбой. «Первый» — «Второму». Проверка.
— «Второй» — «Первому». — Далекий голос Альберта сквозь треск помех. — Проверка. Поганая слышимость. Переходить на запасную волну?
— Отставить. Находись на приеме. Контроль каждые десять минут. Отбой.
— Есть отбой.
Черт побери! У Альберта дохлая рация? Или он уже торчит возле подстанции и отсюда помехи?
Я стянул с головы каску. Канава незаметно снивелировалась с землей, и теперь мы шли по меже среди изумрудных листьев капусты, не спешивших пока сворачиваться в тугие вилки. Метрах в трехстах впереди темнела полоска леса. За спиной шумели проносящиеся по Киевской трассе машины. Ночь наконец-то набрала силу и укутала нас столь желанной темнотой.
Когда закончилось поле, и мы уперлись в густые заросли ольхи и малинника, я еще раз вышел на связь с Альбертом. Опять помехи.
— Черт с ними! Пока отключись, — распорядился я. — В ноль сорок пять будь на приеме на этой волне. Не получится, переходи на резервную. Контакт в ноль сорок восемь. Как понял?
— …сорок пять… — Треск в наушниках. — …Ноль сорок во… — Опять треск! — …все верно? Прием.
— А бес его знает! — выругался я. — Отбой!
— Есть от… — Треск, будь он неладен!
Метров пятьсот мы шли вдоль ольшаника по кромке поля. Справа чуть впереди светилось редкими огоньками Рождествено. Начал накрапывать дождик, и я не знал, хорошо это или плохо. Капли бойко скатывались по плексигласовому щитку, не оставляя на нем никаких следов. Снаружи щиток был покрыт водоотталкивающим составом. Впрочем, и камуфляжный костюм практически не пропускал влаги.
В двадцать минут первого мы достигли угла поля. Отсюда до базы по прямой было ровно два километра, если строго выдерживать курс на северо-запад. Я сверился с компасом и, стараясь не треснуть какой-нибудь подвернувшейся под ногу веткой, углубился в темный неприветливый лес. Матюгаясь сквозь зубы — темно, не видно ни зги. Мерзавец Мартин не мог позаботиться с приборах ночного видения? Или ему на все начихать?..
За мной след в след пробирались десять «фантомов».
В том, что не собьюсь с направления и не отклонюсь в сторону, я был уверен. Сложнее дело обстояло с расстоянием. Нам надо было пройти по лесу ровно полтора километра. Дальше начинался участок, на котором можно легко напороться на одну из камер слежения. Главное, не влезть на него раньше времени, не дать себя обнаружить охранникам базы. Перед этим участком мы должны остановиться. По рации, если получится, я свяжусь с Альбертом, и он по моей команде учинит терракт на подстанции, обесточит поселок. Сразу же вырубится вся система охраны, которая подключена к общей сети, и, пока кавказцы запустят свой генератор и от него снова запитают все камеры, мы спокойно, никем не замеченные, пройдем остаток кути. Перебой с электричеством, конечно, насторожит обитателей базы, но в Рождествене такое случается каждый месяц. Вряд ли из-за этого бандиты Хаджи поднимут тревогу.
Полтора километра… В кромешной темноте через лес, густо заросший ольхой вперемешку с колючим кустарником. И как же мне это несчастное расстояние отмерить? Никак. Только на глаз. Считая шаги. Один шаг — шестьдесят сантиметров. В полутора тысячах метрах примерно две с половиной тысячи шагов.
Пятьсот тридцать восемь… Пятьсот тридцать девять… Главное, не сбиться с курса.
…Тысяча девяносто два… Тысяча девяносто три… И не забывать сверяться с компасом.
…Две тысячи сто пятьдесят… И постараться не треснуть какой-нибудь шальной веткой.
…Две тысячи четыреста девяносто девять… Две тысячи пятьсот.
Я поднял руку. За моей спиной замерли девять теней. Действительно, «фантомы». Лучше не скажешь. Я получал удовольствие от работы с ними.
На часах было без семнадцати час. Мы вышли на исходную для атаки позицию точно в расчетное время. Через две минуты я должен установить связь с Альбертом. И в бой!
Я стянул шлем и рукавом вытер испарину, выступившую на лбу. Еще раз сверился с компасом. Еще раз посмотрел на часы. Пора!
— «Первый» — «Второму». «Первый» — «Второму». Как слышишь? Прием.
— Хорошо. — В самом деле, треска стало намного меньше. — У меня все готово. Могу начинать.
— Начнешь в ноль пятьдесят. Сразу сообщи мне. Не отключайся. Отбой.
— Есть отбой.
— «Школьник» — «Первому», — раздался в наушниках голос Мартина. — Как у вас?
— Все отлично. Находимся на исходной.
— Мы тоже. У въезда в Рождествено со стороны Луги. Если связь со «Вторым» нарушится, я сообщу, когда выключат свет. Будьте готовы.
— Как пионеры. Отбой.
Ноль сорок семь на часах.
Три минуты до начала атаки. Я продемонстрировал стоявшей у меня за спиной «манекенщице» три пальца. Она продублировала сигнал, передала его по цепочке назад.
Ноль сорок восемь — два пальца.
Ноль сорок девять — одна минута. Я ухмыльнулся ехидно, выставил безымянный палец и, обернувшись, ткнул им под нос белокурой девице. Она была без шлема, держала его в руке, и я сумел разглядеть в темноте, как ее рот расплылся в широкой улыбке. Поняла всю двусмысленность знака и с удовольствием продублировала его Максу.
Ноль пятьдесят.
— «Второй» — «Первому». Как слышишь? Прием.
— Слышу, — выдохнул я в микрофон. — Начинай!
— Внимание! Есть!
И сразу же голос Мартина:
— «Школьник» — «Первому». Поселок без света. Пошли!
— Пошли, — повторил я. — Отбой! — И, махнув рукой, легкой рысцой устремился вперед. Заботясь лишь об одном — не напороться в темноте на ямку или пенек и не переломать себе ноги…
Когда впереди между деревьев замелькали просветы, я сначала не понял, откуда они могли взяться. И только достигнув опушки, сообразил, что над базой зарево от автомобильных фар. Кавказцы возятся с генератором, а свои «джипы» и «мерседесы» используют в качестве переносок.