Ударь по больному месту
Шрифт:
– Что тебе известно о Терренсе Торнсене?
– Очень немного. Он не ладил с отцом, потом ушел из дому и снял комнату в районе порта. Это старый грязный дом под названием «Брэкерс». Вам не захотелось бы иметь с ним ничего общего. Это было года два тому назад. Говорят, он здорово играл на пианино. Я, правда, никогда не слышал. Работал он в «Дэд-Энд клаб» у Гарри Рича. Его стали тогда называть Терри Зейглер. Я слышал, что с его приходом доход клуба сильно возрос и Гарри здорово ценил его. Все эти свингующие сопляки были без ума от его игры и валили туда валом. Терри играл каждый вечер с девяти часов вечера до двух ночи, но ни с кем
Я решил, что уже пора возвращаться. Мне не хотелось, чтобы Барни почувствовал, как я нуждаюсь в информации. Поэтому я достал бумажник, вынул двадцать долларов и отдал ему со словами:
– Держи ухо к земле, Эл, насчет Хенка, Терри и даже Энджи.
Он вновь выдал мне свою акулью ухмылку и схватил купюру движением, которым ящерица хватает муху.
– Вы знаете, где меня найти, мистер Уоллес. Я буду слушать, что говорят…
– Пока, Эл.
Я подошел к Сэму, оплатил счет и вышел наружу. Утро не прошло даром.
Я нашел Билла там, где и оставил, сидящим в автомобиле. Он жевал резинку и вытирал платком свою потную шею. Я скользнул на сиденье рядом с ним.
– Ну что, она вышла?
– Минут десять тому назад. Я не знал, следовать ли за ней или ждать тебя. Она вышла без портфеля и направилась в город.
– Хорошо. У меня тоже кое-что есть. – И я рассказал ему о разговоре с Барни.
– Значит, придется кое-куда проехать, но сначала выпьем пива.
– Нет, сначала поедем в «Брэкерс», – возразил я, – а затем будет пиво.
– Я так и знал, – сказал Билл, вытирая платком лицо.
Мы нашли «Брэкерс» на одной из маленьких улочек. Это был типичный жилой дом, населенный рабочими, которые днем уезжали в город и обслуживали богатых людей. Дом был обветшалым, с облупившейся краской. Его окружала куча мелких магазинчиков, торговавших всем: от рыбы до лифчиков. По узенькой улице сновали вьетнамцы, пуэрториканцы, несколько негров, а также престарелые белые женщины с корзинками в руках.
С трудом найдя место для автомобиля, мы вышли и направились к входу в дом.
– Подожди здесь, Билл, я поговорю с уборщиком.
Я нашел его тут же на первом этаже. Он держал метлу так, словно она колола ему руки. Это был высокий полный человек в грязной фуфайке и еще более грязных брюках. Опершись на метлу, он следил за моим приближением.
– Я ищу Терри Зейглера, – сказал я с «полицейским» выражением лица.
– Очень хорошо, ищите себе на здоровье. У меня есть работа. – И он вновь начал мести.
– Где он живет?
Он остановился, взглянул на меня и спросил:
– Вы что, полицейский?
– Он мне нужен, так как ему привалило наследство.
Он перестал помахивать метлой. Теперь в его лице проявился интерес.
– И большое?
– Точно не знаю: мне не сказали.
– А что я за это получу?
– Пять баксов, если поможешь.
Он почесал свою волосатую руку и продолжал усиленно размышлять, навалившись всем весом на ручку метлы.
– Говорите – Терри Зейглер?
– Да.
– Он года полтора снимал комнату наверху. Платил регулярно, никаких историй у него не было. Работал днем и ночью. Два месяца тому
– Он не сказал, куда поехал?
– Нет, да я и не спрашивал. Люди уезжают и приезжают.
– Значит, говоришь, «олдс»? А номер не запомнил?
Мне казалось, что от этого куска сала не будет никакого толку, но последний мой вопрос вызвал даже проблеск интеллекта на его жирном лице.
– Еще бы я не запомнил такой простой номер. Если хотите, можете записать: РС 10001.
– В его квартиру кто-нибудь въехал?
– Да, уже через два часа после его отъезда въехала девчонка. Она еще заплатила за два месяца вперед.
– Кто она?
– Долли Джильберт. Во всяком случае, она себя так назвала. Я о ней ничего не знаю. Знаю только, что работает ночью. – Он вновь зашуршал своей метлой, а я решил, что нужна «смазка», чтобы развязать ему язык. Я достал бумажник, извлек из него банкнот в пять долларов и показал ему.
Увидев деньги, он вновь остановился:
– Это мне?
– Да, если будешь более разговорчивым. Мне нужно найти Зейглера. Наверняка кто-нибудь здесь знает что-нибудь о нем, а?
– Возможно. – Он вновь почесал руку. Я почти слышал, как ворочались мысли в его голове, пока он что-то соображал. – Вам, конечно, лучше всего было бы встретиться с мисс Ангус. Она бы могла вам рассказать о Зейглере. Она жила напротив него. Это была очень милая дама лет под восемьдесят: она делала у него уборку, время от времени готовила ему и всякое другое. Женщина она была добрая, всем помогала, но больше всего любила поболтать с людьми. Мисс Ангус и со мной болтала. Да, я думаю, она бы могла вам что-нибудь рассказать о Зейглере.
– А почему могла бы, – спросил я. – Она что, тоже уехала?
Уборщик нетерпеливо пожал плечами, не спуская глаз с купюры, так что мне пришлось расстаться с ней. Он осмотрел ее, поцеловал и сунул в карман своих засаленных брюк.
– Конечно, уехала – ногами вперед. Через три дня после отъезда Зейглера.
– Что значит ногами вперед?
– Когда я подметал на этаже у мисс Ангус, я заметил, что дверь ее квартиры открыта. Я вспомнил, что не видел ее уже пару дней, и вошел внутрь. Мисс Ангус лежала на полу мертвая. Я сообщил копам, и они занялись этим делом. – Он снова почесался. – Не люблю, когда мне задают дурацкие вопросы и вообще пристают. Я ничего не мог им сказать. Тогда они решили, что ее пришил какой-то наркоман из-за денег. Он ударил ее по голове, а потом перевернул вверх тормашками все в комнате. Уж она-то, наверное, знала, куда уехал Зейглер. Она часто говорила со мной о нем. Сосед ей очень нравился. Не может быть, чтобы он уехал, не сказав ей ни слова. На него это не было похоже. Вот и все. Может быть, я могу еще что-нибудь для вас сделать?
– А квартиру мисс Ангус кто-нибудь занял?
– Пока нет. Она сняла ее на три года и въехала со своей мебелью. Ее делом занимается какой-то адвокат. Как только он закончит, квартиру сразу сдадут.
– А что это за адвокат?
– Какой-то еврей. Он ко мне тоже приходил.
– А как его имя?
Мусорщик вновь почесал руку, подумал, затем проговорил:
– Его зовут Солли Льюис.
Я понял, что он больше не сможет сообщить мне ничего интересного.
– Хорошо, благодарю, – сказал я. – Может быть, я приду еще с пятидолларовой бумажкой.