Удар Ворона
Шрифт:
– … пришел помогать, – сказал Тоарсен. – Выбирайся оттуда, старик, теперь моя очередь. Не я его убил, но хочу принять участие в погребении. Не хочу, чтобы он выполз из могилы.
Таер знал, что этого не будет. Но когда все стараются сделать так, чтобы тело Виллона не могло двигаться, он готов присоединиться к ним.
Вспотевший Таер выбрался из ямы и отдал лопату Тоарсену.
– Копай, – сказал он. – И пусть это будет твоим наказанием за
Виллона похоронили глубоко. Когда засыпали могилу, Хенна что-то произнесла над ней про себя. Это было не надгробное слово; скорее пожелание: скатертью дорога и оставайся в могиле, и это пожелание она подкрепила магией. Таер чувствовал, как эта магия окутывает могилу.
Никто не хотел ложиться спать, прежде чем не позаботятся о мертвых, а до темноты оставалось мало времени, чтобы собрать дрова. Поэтому Хиннум и Руфорт сгорели в погребальном костре, пламя которого больше подкармливали Вороны, чем небольшая груда хвороста, которую собрали Форан и Тоарсен, после того как Кисел рассказал об обычаях народа Руфорта. Когда кончили, Хенна встала и произнесла слово о Хиннуме, последнем колдуне Колосса.
Почти весь следующий день Сэра и Хенна освобождали ордены от камней, но перед ужином остановились.
– Это займет много времени, – сказала Сэра Таеру; она ела жаркое, приготовленное Лером и Джесом из кролика. – Мы с Хенной работали весь день и освободили только четыре.
За освобождением первого камня, тигрового глаза Жаворонка, Таер сам наблюдал.
– Все в порядке, мама, – сказал Джес, отрываясь от кормления Гуры. Все по очереди ухаживали за раненой собакой, но Кисел позволял ухаживать за собой только Ринни. Таер со смехом наблюдал за ошеломленным Киселом, когда Ринни укладывала его и подтыкала по бокам одеяло.
– Нам некуда торопиться, – говорил Джес. – Хенна остается с нами.
«Осенью мы можем построить Джесу и Хенне дом, – думал Таер. – Джесу захочется жить где-нибудь поглубже в лесу, если не будет возражать лесной царь». Но он посмотрел на жену и ничего не сказал вслух. Теперь она полностью Странница, волосы зачесала прядями и даже одежду поменяла.
Она на двадцать лет отказалась от своего народа, и он считал, что может на следующие двадцать-тридцать лет отказаться от своей фермы.
– Вы должны приехать ко мне в гости, – говорил Форан. Лесного кролика он ел, словно изысканное блюдо дворцовой кухни. – Дайте мне пять-шесть лет, чтобы обуздать септов, а потом я попрошу Лера составить план дворца. Не хочу, чтобы опять в помещениях, о которых никто не помнит, заводились тайные общества.
– Мы это сделаем, – пообещала Сэра. – Но и ты должен приехать к нам. – Она кивком показала на Тоарсена. – У него есть связи в Редерне. Когда Авар приедет в свои земли, приезжай с ним.
Это не приглашение, понял Таер. Форан усмехнулся. Не одна Ринни привыкла командовать императором.
– Поможешь мне полоть огород, – сказала Ринни. Форан рассмеялся.
– Обязательно. Мы с Тоарсеном и Киселом проводим вас до Редерна и убедимся, что вы благополучно добрались. Потом я поеду в Герант и вернусь во дворец со всей своей гвардией.
– Будут и другие Иелианы, – предупредил его Таер.
– Знаю. – Форан перестал улыбаться. – Но пока со мной такие, как Тоарсен, Кисел и Руфорт, который был для меня бесценен, я могу принимать плохое вместе с хорошим. – Он кивнул Таеру. – Можешь приехать и помочь мне просеять их. Я прикажу, чтобы тебе заплатили.
– Нет, – ответил Таер. – Я больше не солдат. Я фермер. – Он поколебался и посмотрел на Сэру. – А может, я отправлюсь путешествовать с моей женой Странницей.
Он хотел, чтобы это прозвучало небрежно, но жена слишком хорошо его знала.
Она замерла и отложила еду.
– Так вот что тебя тревожит? – горячо спросила она. – Говорю тебе, ничего подобного не будет. Я достаточно платила за грехи давно умерших людей, – она посмотрела на Хенну, – или за большинство умерших. И не хочу снова становиться бездомной. Если хочешь побродить, отправляйся. Я буду держать на окне зажженную свечу, чтобы ты смог найти дорогу домой, когда тебе надоест этот вздор.
Таер почувствовал, как правда ее слов снимает с его плеч огромную тяжесть, и улыбнулся.
– Думаю, Форан, – сказал он, – мы увидимся с тобой в Редерне.
Этой ночью в храме Хенны Бард пел о героических деяниях и об утраченной любви и оплакивал умерших. Иногда он пел один, иногда его дети, которые не были Бардами, но выросли в Редерне и обладали чистыми сильными голосами, подпевали ему. И когда взошло солнце, мертвые ушли из города.
Путники еще немного задержались, исследуя город, но когда первые признаки осени стали чувствоваться в воздухе, оставили старый город и закрыли его ворота, надеясь, что они сохранять его тайны еще одно-два столетия.
Таераган из Редерна повел свою семью домой.