Ударник некоммунистического труда
Шрифт:
– Люся, ни он и тем более его родственники мне не интересны, – перебил он её. – Хотя мне моя мама сказала, что Лужин поступил учиться в Высшую школу тренеров, он же стрелком был неплохим.
– Уж не знаю, какой из него тренер и стрелок получится, но с тех пор, как ты ему вмазал, он стал носить очки. Ведь главный орган для стрелка – это глаза. Про тебя даже и не вспоминал ни разу, – значит совесть не гложет.
– Вот насчёт совести ты верно напомнила и это касается всех, кто был привлечён в качестве свидетелей. Пускай они с этой совестью и живут, а я о них думать не хочу. Для меня их просто нет. И при встрече я им даже руку не протяну.
– Зря, ты, наверное, не знаешь, – вскинула Люся свои брови к верху, – ведь вся эта шестёрка наших одноклассников свидетельствовала против тебя, не просто так: их всех перепугали, вот они версию папы Вадика и выдали на процессе. А после суда мы уже все узнали, что их всех предупредили. Если они не скажут в суде, как им продиктовано, то всех привлекут за то, что допустили избиение их сына. Вроде невмешательство статья называлась? Вот они и дрогнули. А остальные просто спрятались в лагерях да на курортах. Впрочем, и я укатила в Израиль на Мёртвое море. Все по возмущались, после суда, а что толку-то, всё-таки пять лет срок немалый. Хорошо ты быстро освободился.
– Насчёт моего быстрого возвращения я обязан президенту, – уточнил он. – Это он такую шикарную амнистию сделал, поэтому я и на свободе. Сейчас я спешу жить. Не поверишь, но я позавчера освободился, а сегодня вечером выхожу на работу в службу охраны одного из строительных управлений нашего города, то есть простым языком мою профессию называют сторож.
– Молодец Вова! – похвалила его Люся, – я примерно так же поступаю. Вот второе лето оформляюсь сюда работать официанткой. А в сентябре поеду в Тамбов, я там учусь в университете на экономиста.
– А что у нас нельзя была выучиться такому ремеслу? – улыбнулся он.
– Конечно можно, – хихикнула она, – но там у меня бабушка больная. Так вот она мне и поставила условие буду с ней рядом, квартиру мне подпишет. Ну я и заспешила в Тамбов, а приехала к ней, она чуть не упала от изумления. Оказывается, она пошутила так со мной, а квартира давно мне подписана. Ну не поеду же я назад, так и осталась рядом с ней. А помирать она и не думает, а вот замуж выйти второй раз мечтает. Вова, посмотрел на часы, висевшие в кафе, и чтобы завершить разговор, сказал:
– Надо же поговорили пять минут и всё друг о друге знаем.
Она резко встала со стула и поправив на себе галстук, с юморком спросила:
– Чего изволите?
– Хотел немного червячка заморить, да уже, наверное, поздно. Надо мне ещё туалетную воду купить, только сейчас вспомнил. А учиться я тоже в сентябре пойду, к родителям в колледж.
– Догадаться нетрудно в твоём профессиональном направлении, – пронзила она его проницательным взглядом, – сын стоматологов идёт по стопам родителей. Но ты не забывай меня, до конца лета я здесь. Будешь рядом, заходи ещё посплетничаем. Она провела по его подбородку ладошкой и спросила: – Ещё не бреешься?
– Пока нет, но скоро начну, – и он, попрощавшись с ней покинул кафе.
В магазине косметики выбрал себе приличный парфюм, решил ещё полазить по торговому центру. Ему было непривычно и приятно ощущать себя свободным человеком. Его душа пела, а в мозгу нашёптывали отложившиеся слова песни Михаила Круга «Свобода».
Лишь тот узнает, что такое воля
Кто выл по-волчьи в четырёх стенах.
Кто, задыхаясь от душевной боли.
Узнал и понял, что такое страх.
Эту песню знал почти каждый сокамерник бура и пели её все, когда взгрустнётся. Она пронеслась по всем зонам и тюрьмам и считалась гимном «Свободы». Ему вдруг нехорошо стало от этих воспоминаний и он, разозлившись на себя, сам себе сказал: «зарекались же с тобой о неволе не вспоминать». Хотя, хорошо понимая, что одним зароком, проведённые два года в сложных условиях быстро не сотрёшь: «Для этого потребуется время и обязательно быть занятым, – продолжал он разговаривать с собой. – Всё-таки любое занятие можно сделать приятным, так что буду чаще улыбаться, даже работая сторожем. Поэтому чтобы всё это воплотить надо в первую очередь как можно меньше находиться в одиночестве, а уж если быть одному, то с книгой или с телевизором. А можно даже с плейером».
И он решил купить себе плейер, уверив себя, что музыка его непременно отвлечёт от ненужных дум. Придя домой, он загрузил в плейер инструментальную и джазовую музыку из компьютера и лёг спать. Дневной сон у него уже вошёл в режим и если он не прикорнёт хотя бы на двадцать минут, то к вечеру будет чувствовать себя разбитым.
Глава 5
Это строительное управление находилось в районе молокозавода и огромного массива частных гаражей. На его большой территории помимо административного здания размещались: цех минеральных красок, ремонтный – механический цех, склады, гаражи для большегрузного транспорта и помимо этого много машин ночевало под открытым небом. И самой популярной достопримечательностью здесь считался физкультурный оздоровительный комплекс «ФОК Здоровье». Но парадный вход у него находился не на территории управления, а с внешней стороны, где проходил Кленовый проспект, со всей цивилизацией. В основном ФОК базировался на бассейне и бане, но был там и спортивный зал, который редко использовался по назначению. И служил этот комплекс, не только для своих работников, а для жителей всего города, кроме четверга. Этот день был святым и парным днём для ИТР всего треста.
Вова подошёл к управлению за полчаса установленного времени, где его встретила свора собак. Ему пришлось отступить назад и плотно прикрыть за собой металлическую калитку. Но собаки всё равно не унимались, они лаять стали ещё сильнее, пока из небольшого отдельного помещения не выбежал юркий мужчина невысокого роста. Он схватил с земли отрезок резинового шланга и отогнал гавкающую свору. Затем сам открыл с лязгом калитку и хрипя, спросил. – Воронов Владимир Андреевич?
– Он самый, – ответил Вова, – но можно без отчества.
– Тогда неси свои пожитки в офис, – показал он на сторожку, – и пойдём знакомится с объектом, – сказал он, и добавил: – а меня Василий Макарович зовут, как Шукшина, чай не забудешь. А забудешь, я не обижусь. А вот сменщики у нас слеплены из дёгтя и фекалий. Так что имей в виду, не ругайся с ними. Одним словом твари, я с ними на Пушкарской улице живу, там их никто терпеть не может, но боятся. А один из них вообще мой сосед.
– Зачем они мне, если я их видеть не буду, – спокойно сказал Вова. – Мне объяснили так, что мы с тобой двенадцать часов отработали, и нас меняет заворотный бек, – то есть вахтёр, который ворота открывает транспорту. По этой же схеме и твои соседи работают.