Ударом на удар! Сталин в XXI веке
Шрифт:
– Не повезло тебе, Фриц! – раздался голос из рации. – Не досталось фирменного! Вот по нам сразу видно, летим на Восток! В СССР, как когда-то наши деды!
– Ничего страшного, – отозвался пилот, – кому-то ж должно было не хватить.
Его собеседник расхохотался и, не отключая связи, начал орать несвязную песню, которую, похоже, считал гимном люфтваффе. Фриц отключил передачу, приглушил громкость приемника и сказал девушке, сидевшей рядом:
– Похоже, у Ганса от радости выключились остатки мозгов.
– У него их и не было никогда. Это же надо,
– Ты заметила, что в Варшаве заправлялась куча народа? И расцветка у всех, как у Ганса.
– Ага! Похоже, во всех аэроклубах планируются съемки фильмов про Вторую мировую.
– Не знаю насчет фильмов, но мне это не нравится. Как-то все… странно. Как специально сделали. И даже не спрашивали, куда летим. Словно их предупредили.
– Не-а, не специально! Никто же не знал, кто конкретно полетит. И в каких клубах будут самолеты брать. А в аэропортах мы всем давно надоели, вот и не спрашивают.
– Да ладно, просмотрел форум, и все понятно. Кто и куда. Вот только успеть всех владельцев уговорить перекрасить самолеты…
Фриц помотал головой. Сомнения зародил еще механик в аэроклубе. Отто был уже немолод и повидал всякого. И еще почему-то хорошо относился к Фрицу.
– Послушай, Фридрих, – сказал он. – Вчера вдруг поступило распоряжение срочно перекрасить самолеты. Говорят, собираются снимать кино о войне, а после вашего полета не успеют.
– И что? Пусть снимают.
– Это очень странно, мальчик. Герр Брюннер лично отдал этот приказ, а не передал через Альберта, как делает это всегда.
– Что, хозяин соизволил оторвать от дивана свою жирную задницу?
Отто поморщился от такой непочтительности, но продолжил:
– Да. Но если это настолько важно, то почему он разрешил ваш вылет? Очень странно. Я не успел перекрасить один самолет. Лети на нем. Это та машина, на которой ты обычно летаешь.
Фрицу не слишком хотелось выделяться, но что-то в голосе механика подсказало: совет надо послушать. Тем более собрался лететь не один. В полете же уверенность в правильности поступка только окрепла. Слишком много невероятных совпадений.
– Внимание, камрады, – раздался в наушниках голос Ганса, – пересекаем государственную границу. Дальше под крылом только вражеская земля.
Фриц грубо выругался. Его спутница надулась, хотя обычно на такие выражения не реагировала. Ну, почти не реагировала, если по-честному. Привыкла, что Фриц не ругается, в отличие от большинства знакомых тинейджеров.
– Извини, – сказал парень, – просто других слов не найти. Надо свалить от этого придурка. Заявить такое в эфир! Если русские влепят ему пару очередей в хвост, будут правы.
– Но он старший в нашей группе.
– С чего это? Никто его не назначал, к тому же здесь не армия. Тем более у нас другая цель. Посмотри карту, нам не пора забирать левее?
Девушка перевела взгляд на планшет, лежащий у нее на коленях:
– Да, можно.
Фриц включил передатчик:
– Камрады, у меня что-то
Посыпались предположения о возможных причинах и советы, как можно выйти из положения. И те, и другие частью серьезные, частью шутливые.
– Не помогает. Попробую сесть на то поле на востоке. Если сумею починить – догоню.
– Фриц, – съязвил Ганс, – тебя, наверно, сбили русские зенитчики! Ты слишком выделяешься на общем фоне.
– Тогда меня возьмут в плен, – отшутился Фриц, – и будут поить «русиш водка» вместо «сыворотки правды».
Красно-белый самолет сбросил скорость и пошел вниз, уклоняясь влево. Но вместо того чтобы сесть, пролетел над полем и снова начал набирать высоту, уходя на юго-восток.
Сел Фриц только через час. На почти точно таком же лугу, как и собирался. Разве что на самом краю располагалась небольшая деревушка. Пилот открыл дверцу, выпрыгнул наружу, с удовольствием потянулся и помог выбраться из кабины девушке, прячущей под банданой разноцветные лохмы.
– Ну что, Танька? – спросил Федька Брусникин. – Пойдем, глянем на родину Ургросcфатера?..
– Нет, Ванька! Ну как ты здесь живешь? А? – Кирилл в упор уставился на прадеда. – Ну как?
Иван оторвал мутный взор от столешницы:
– Кирюха! Не гунди! Хорошо живу! Как все живут, вот! Ты это, наливай, контра проклятая!
– Что «хорошо», что «хорошо»?! – кипятился Кирилл. – Компьютера нет! Видака нет! Даже говняного телевизора, пусть черно-белого – и того нет! Горячей воды нет! Газовая колонка, и та сломана! Втроем в одной комнате! Ты когда с Ленкой любовью занимаешься, Серега что, трубу на паровозе изображает?
– А мне по барабану, – упрямо произнес Иван, опрокидывая стакан. – Мне твой «кампутир» не нужен! Вот! Ты эти буржуйские штучки брось! Я хто? Я совейский проли… пролю… пролетарият я, понятно! Рабочий класс!
– Точно, и тебе нечего терять, кроме своих цепей!
– Нечего, – согласился Иван. – Ты прав.
Разговор шел уже третий день. Пьянка и разговор. В четверг у Неустроева-старшего был выходной. На следующие три дня взял отгулы. Или как там это называлось? Кирилл толком не понял. В связи с приездом из будущего правнука. Прабабушка с десятилетним дедом уехали на море, и никто не мешал мужицкому досугу. И агитации.
Вот только объект не поддавался. Не брали Ивана ни красочное описание благ мира будущего, ни красивые фотки, собранные в ноутбуке, ни матерный отзыв о его, Ванькином, существовании. Все, чего удалось добиться Кириллу, так это постоянного обращения к себе – «контра проклятая».
– Мне терять нечего! – декларировал «пролетарий». – Зато получу я весь мир! Так товарищ Ленин сказал. Или товарищ Троцкий, когда еще был товарищем…
Иван поднял большой палец вверх и шепотом просипел:
– Только об этом тс-с-с! Товарищ Троцкий нам совсем не товарищ! Это сам товарищ Сталин сказал!