Удел избранного
Шрифт:
«Ямауба! Я все-таки заснул! – пронеслось в голове. – Сейчас вырвет полшеи и конец!». Вонзив в ее гортань свои сжатые прямые жесткие пальцы словно копье, он заставил ее разжать челюсть. Пока людоедка откашливалась и ловила ртом воздух, мужчина вскочил на ноги. Бросив беглый взгляд по закоулкам, он нашел то, что искал. Пару листьев подорожника не попавших в суп. Смочив их в бочке с водой, приложил к месту укуса и надел обратно свой головной убор и маску, плотно обвязывая шею. С облегчением отметил, что диверсия обошлась несколькими проколотыми зубами отметинами из которых сочилась кровь. Известный своим противовоспалительным и антисептическим действием азиатский подорожник должен был помочь.
Тем временем уродливая старуха отдышалась и с недобрым рыком направилась на избежавшего поедания человека. Ее глаза превратились в две ярко-желтых миндалины. Рот раскрылась на невозможную ширину. Мимика на лице мало отличалась от звериного оскала. Седые длинные лохматые волосы вздыбились и словно змеиный выводок колыхались над головой. Но успевшего уже адаптироваться к страшным образам местных тварей японца это зрелище не повергло в оцепенение. Хотя мурашки устроили забег наперегонки по спине. Раскрошив пальцами извлеченный из внутреннего кармана шарик, он бросил в глаза колдуньи порошок металлической стружки и бросился прочь из избы.
Ущелье в ночи огласилось душераздирающим воплем ямаубы, эхом прокатившимся в обе его стороны на многие километры. Был то вопль от острой резкой боли в глазах или от досады, что запланированное на ужин мясо ретировалось, известно только ей самой. А ниндзя осторожно прокладывал себе путь по направлению к поселению выше в соседнем ущелье. Он держался с этой стороны горной гряды, хоть это было слишком энергозатратно. В любой момент скалолаз мог сигануть в пропасть или свернуть себе лодыжку на данном ухабистом скальном грунте в непроглядной темени.
Близился рассвет, когда Ичиро добрался-таки до пункта назначения. Расположившись на горном пике, на скалистом выступе так, чтобы не быть замеченным, он отдыхал. Устроившись между большими валунами, переводил дух. Сзади находилось мрачное ущелье, над которым все так же нависали кучево-дождевые облака. В нем царила гробовая тишина. Веяло оттуда прохладой и негативной энергетикой. Спереди у подножия смыкающихся гор в низине раскинулся небольшой населенный пункт. Пару сотен причудливых конусообразных домов, сложенных из камня и дерева стояли хаотично. Улицы зигзагом пролегали промеж них. Все было отстроено вкривь и вкось. Не наблюдалось никаких геометрических контуров. Это все, что мог разглядеть с вершины лазутчик в предрассветной мгле.
Пока не совсем еще рассвело, надлежало спуститься в лесополосу, разместиться поближе к деревушке и понаблюдать, осмотреться. Рана на шее пульсировала и ныла. Стопы были отбиты. В животе урчало. В нос вновь ударил приятный запах кедра. Лес понемногу наполнялся звуками: зашуршали на подстилающей поверхности грызуны и насекомые, зашевелились птицы, расправляя перья и распеваясь. На светлеющем небе заиграли краски. День предвещал быть жарким.
«Ты куда запропастился? – почувствовал в мозгу знакомые ощущения мужчина. – Я думала, что ты погиб. Хвала Будде ты все же добрался. Значит, отец не ошибся с выбором. Будь осторожен у местных отменное чутье». Да уж, он добрался и все еще жив. И пока что здоров. Быстро адаптироваться к меняющимся условиям, сливаться с окружением, сносить боль, холод, голод, терпеть лишения, уметь часами ждать в засаде, преодолевать десятки километров пути за раз, яростно биться с врагом и быстро восстанавливаться – это как раз то, чему его обучали с раннего детства, с грудного возраста и по сей день. Это все, что умеет человек в черной одежде. То, в чем он преуспевает. И то, что спасает от неминуемой гибели в этом чужом враждебном измерении, в данной мистической параллельной реальности.
Разместившись поудобнее на высоком дубе, на склоне метров на двести выше поселения, Мураками утолил голод, съев порцию своего калорийного и полезного печенья. Расслабив мышцы и успокоив разум, он наблюдал. Бросались в глаза размеры домов. Они были одноэтажные большие и высокие. Похожие на юрты и вигвамы. Но вместо шкур и войлока здесь использовались камни. Высокие стволы деревьев расставлялись по кругу диаметром не менее десяти метров, верхушки которых на четырех-пяти метровой высоте соединялись и закреплялись. Далее этот каркас обшивался, точнее, обкладывался камнями, стыки которых промазывались глиной. Поражали размеры первых нескольких рядов камней. То были неподъемные большие и тяжелые глыбы. Никаких же конструкций и устройств не имелось, с помощью которых всю эту тяжесть можно было бы водрузить друг на друга. Примерно на двухметровой высоте жилища опоясывали три-четыре оконных проема на неравномерном расстоянии друг от друга. Строители, по-видимому, не сильно заботились о линиях и пропорциях. Эти проемы были затянуты неизвестной полупрозрачной мембраной. Дверной проем высотой метра три и шириной около полутора метров закрывался скрепленными в ряд бревнами, на подобие плота. Данные двери просто отодвигались в сторону и приставлялись затем на место.
Складывалось впечатление, что здесь живут дикие здоровенные силачи. Настолько все было кустарно, неотесанно и громоздко. Японец не ошибся в своем предположении. Его глаза округлились, когда он увидел вышедших из домов жителей. Под три метра ростом, килограмм за двести весом широкоплечие и массивные, с рыжей густой шевелюрой, такими же усами, свисавшими ниже челюсти, волосатой грудью они восхищали своей мощью. Женщины были чуть поменьше в габаритах, но также не были обделены силушкой. Штаны и куртки надетых на них неаккуратных и неряшливых кимоно были сделаны из грубого материала светлых тонов. У мужчин куртки не имели рукавов. По размерам и комплекции их дети соответствовали параметрам взрослого человека, наблюдавшего за ними из леса.
«Да, великаны под стать монстрам, обитающим в здешних местах, – заключил диверсант. – Это мир чудовищ и гигантов». Полдня он сидел недвижимый. Ознакамливался с бытом, манерой поведения, условиями жизнедеятельности исполинов. Группа мужчин ушла вниз по реке, вооруженная внушительными копьями; вернувшаяся через несколько часов с увесистой добычей, которую они за один конец волокли на импровизированных носилках. Другая группа разделывала большие туши убитых животных. Еще несколько их вскапывали, разрыхляли, бороздили землю. Другие натаскивали ее в объемных мешках на спине из леса, расширяя посевную площадь. Иные возводили новые дома. Еще группа уходила внутрь горы, вынося, спустя время, тяжеленные валуны и каменные глыбы. С противоположного от наблюдателя склона несколько великанов выволакивали из леса длинные толстые бревна. Также по периметру деревеньки патрулировало с десяток богатырей.
Женщины обрабатывали шкуры животных, отделяли мембрану, засевали, поливали, возделывали землю, готовили еду в огромных чанах. Собирали урожай зеленых овощей, помогали мужчинам в меру своих сил. Обламывали ветви с заготавливаемых стволов, замазывали глиной щели выстраиваемых стен. Кормили и прибирались, в общем, хлопотали по хозяйству. У подножия торцевой горы, рядом с входом в пещеру, особняком стояла хижина, у которой тоже находился часовой. Туда женщины периодически заносили еду, воду, тряпье.
Дети, как мальчики, так и девочки, только и делали, что проводили между собой учебные поединки. Рукопашная сменялась боями с деревянным оружием: шестами, дубинами, топорами. Затем следовали силовые упражнения. В качестве инвентаря использовались те же громоздкие бревна и камни. Их «играми» руководили несколько мужчин. Людей пожилого возраста в поселении не обнаруживалось. Разговаривали все на незнакомом лазутчику языке. Их басистые голоса отчетливо доносились до него. Но ничего из них понять было невозможно.