Удержать мечту
Шрифт:
Через три дня тело герцогини нашли в ее усадьбе... Посиневшие губы, на которых играла улыбка и клочок бумаги, зажатый в руке:
Кто украл мое сердце? Милая моя Натали...
Музыка стихала, а я постепенно возвращалась обратно, в комнату, где сидели ребята. Когда они пришли, я не заметила. Все они как-то странно смотрели на меня, а по их щекам текли слезы. И даже Роз... в уголках его глаз блестели слезинки...
– Мамочка, это было просто волшебно, - Стешка подбежала ко мне и обняла
– Потрясающе, - я еще никогда не слышала, чтобы Розарио хвалил меня и смотрел так... без тени ненависти во взгляде.
– Ч-что?
– руки мелко дрожали, губы тряслись.
– Это было потрясающе, - прошептал он, касаясь губами моего уха и посылая по телу волну жара, - Твоя музыка просто великолепна.
– Н-но мы же играли вместе. "Мой ласковый и нежный зверь...", - я не понимала, что происходит.
– Нет. То есть сначала - да, а потом... ты начала играть что-то свое, закрыв глаза и на ощупь нажимая клавиши. Сначала слегка неуверенно, а затем музыка все больше и больше набирала силу. Одновременно грустная и трагичная, она несла в себе такую нежность и любовь, что это напомнило нам о Джексон, - Розарио никогда не был столь многословен... Джексон... Девушка, чье место я случайно заняла, которой мне никогда не стать. Больно. Очень больно.
– П-простите, - отодвинув стул, осторожно вышла из-за инструмента, стараясь не упасть - ноги тряслись, - Стеш, посиди, пожалуйста, с дядей, а мне...
– медленно передвигаясь вдоль стены, дошла до своей комнаты, потом же, юркнув туда, захлопнула за собой дверь.
Больно. Как же больно понимать, что тебя считают всего лишь суррогатом. Слез нет. Ничего нет. Просто, наверное, все давно выплакано и выстрадано. Быстро достав листок и взяв карандаш, начала писать то, что пришло в голову...
Холодный дом, текучий разговор,
Текут слова колючие и злые.
Полночный бред,
И снова два часа в упор
Расстреливаешь чьи-то позывные.
Холодный сон , и нет ему конца,
И тайны мрака вновь скрывает бездна,
И в черном камне - контуры лица,
И духу странствий в нем смертельно тесно.
Холодный дождь смывает все следы,
И словно все исчезло в этом мире.
Приют зеркал затянут тонким льдом,
И тишина опять течет по венам,
И, затаив дыханье, ждет разлом,
Кто, сделав шаг, в него сорвется первым.
Сделав шаг...
А ты молчишь и смотришь на часы,
Которые давно забыло время.
В тот миг, когда с вершин сорвался ты,
Познав восторг и ужасы паденья.
И пусть восход опять ворвется в дом
И обнажит полуночные раны:
Ты в храме ветра станешь звонарем,
Всего лишь частью этой жизни странной.
И словно все исчезло в этом мире.
Приют зеркал затянут тонким льдом,
И тишина опять течет по венам,
И, затаив дыханье, ждет разлом,
Кто, сделав шаг, в него сорвется первым.
Сделав шаг... Слова сами текли, укладываясь в строчки, а в голове уже звучала музыка, которую необходимо было срочно записать, иначе забуду... Так что, забыв все свои обиды, я пулей вылетела из комнаты, на кого-то налетев и грохнувшись на пол. Треск стоял такой...
– Что ты?!!!
– быстро вскочив и даже не посмотрев на того, кого уронила, я плюхнулась на стул и открыла крышку рояля. Пальцы тут же заскользили по клавишам, и ноты сами рисовались на листке.
– Не мешай!
– отмахнулась, стряхнув чьи-то руки со своих плеч, продолжая все так же лихорадочно строчить, - и вообще...
– договорить не успела, так как меня сгребли в охапку и тактично заставили замолчать, заткнув поцелуем.
– У-у-ум, - пробубнила в губы, судя по всему, Роза - остальные так никогда бы не стали делать. Я старательно пыталась оттолкнуть парня, который сейчас мне очень мешал, но ничего не получалось. Совсем ничего. Меня просто-напросто подхватили на руки и прижали к стене, закинув мои ноги к себе на талию.
– Роз, - все, сил отпихивать его больше нет. Да и это все равно бесполезно. Руки обвили шею парня, а пальца зарылись в таких мягких на ощупь волосах, слегка дергая их и срывая стоны с его губ.
– Дядя Стеф! Дядя Стеф! А тут мама и папа целуются!
– мои хаотичные мысли прервал веселый голосок дочери.
– Ах, целуются, говоришь?
– видимо, мой братец вышел из комнаты. А Розарио все так же целовал меня, причем еще настойчивее.
– Вы посмотрите на него! А сам заливал, что ненавидит ее больше жизни!
– слова Криса, видимо, и стали катализатором всех последующих событий. Меня резко оттолкнули, да так, что я упала на пол, сильно приложившись головой. Перед глазами все поплыло!
– Ма-ама!!!
– раздался в звенящей тишине крик малышки, которая уже бежала ко мне. Из ее голубых глаз бежали слезы.
– Мамочка!
– Она опустилась рядом со мной на коленки, крепко обнимая меня за шею.
– Тише, тише, моя хорошая. Все в порядке. Все хорошо, - успокаивала ее, крепко прижимая к себе.
– Ты плохой! Плохой! И ты не мой папа! И никогда им не станешь! Зря мама тебя...
– она не договорила, вновь уткнувшись в мою шею, а я, наконец-то поняла природу моих чувств к Розарио. Любовь. Я люблю человека, который ненавидит меня! А как не хотелось наступать на одни и те же грабли. За что мне это?!