Удержать престол
Шрифт:
— Сам зачитай! — сказал я, будучи смущенным неуверенным и даже испуганным поведением князя.
— Великий государь-император, пишет тебе холоп твой Ивашка. Ведаю я, что совершил супротив тебя зло, умышляя недоброе, в том винюсь. Токмо я русский человек и не могу кровь лить соплеменников своих. Оттого молю тя, государь, милости прошу и быть услышанным. Поставил меня Жигимонт польский воеводой над людишками русскими, что ушли к нему на службу. По весне выступать удумал карла поганая на Смоленск, а також обманным изворотом отправить отряд на Брянск, кабы смутить тебя замыслами военными… — читал письмо Телятевский, и я понимал,
Я мог прямо сейчас приказать заковать в кандалы князя, да отвести в пыточную. По факту получалось, что он общался с предателем Воротынским, можно и Телятевского под ту же гребенку причесать. Можно… но не буду.
— Отдай сие письмо Захарию Петровичу Ляпунову — то его дело. Более не якшайся ни с кем из тех, кто в опале и тем паче предатель, иначе же познаешь гнев мой. Кто готов лить русскую кровь — тот враг мне и всей державе, — сказал я и собирался уже уходить. — Что еще?
Я заметил, что жмётся Телятевский и хочет что-то еще сказать.
— Еще, государь, прошу тебя за князя Засекина Александра Федоровича и князя Ромадановского Григория Петровича. Они мужи вельми мудрые… — говорил Телятевский, но был мной перебит.
— Ты, Андрей Андреевич, говори, да не заговаривайся. Ромодановский по краю прошел, мог быть и казненным. Я думал пристроить его замест Матвея Михайловича Годунова в Тюмень. А ты за него просишь… — я задумался.
Одну группировку я разгромил — там Долгоруковы сольные партии играли. Но уже понимал, что на подходе другая, еще не сформированная, но могущая возникнуть. И Ромодановский мог стать главой этой оппозиции. Там и князья Засекины, и Михаил Михайлович Бык Путятин, и другие дворяне. Но теперь, несмотря на недавнишние события в Кремле, я даже ощущал, что трон свой я удержал и в ближайшее время нет деятельной силы, могущей меня смахнуть с игровой доски. Если только не внешние игроки это сделают.
— Слушай проблему, что есть у меня и покоя не дает! — я принял решение, как показалось, «соломоново». — По весне воевать придется люто с ляхами. Но крымцы… А, верное, даже не они, а малые нагаи в большой набег пойдут.
Я почти был уверен в том, что в июне нас решат пощипать народцы, паразитирующие на русских. Будь это нагайцы, крымцы, да хоть и буджакская орда — не важно, но набег должен состояться. Россия все еще видится слабой, от того ее нужно бить — простая логика, присущая далеко не только кочевым народам, промышлявшим людоловством.
Некоторые обрывочные сведения из послезнания, слухи и примитивная, но разведка, позволили мне сделать вывод, что сами крымские татары не пойдут на Россию, но пощиплют польские украины. Но и то, что Гази II Герай собирается в Кабарду для упрочнения крымского влияния в регионе — уже не секрет. Но и русских, то есть нас, нужно отвлечь на южном направлении. Остаются малые ногаи. Как раз они в грубой форме отказали продать по весне коней.
— У тебя, я о том знаю, три сотни своих боевых холопов, у Засекина и иных также люди боевые есть. Давеча прибыл дворянин Жеребцов из Сибири и привел две тысячи стрельцов. Мне бы его послать вновь в Сибирь, там, может и нужнее служилые люди, но раз прибыл, то быть ему на страже. Прибудут еще полторы тысячи башкирских конных. Есть городовые казаки в Туле. Вот тебе и быть воеводой, кто не только остановит ногаев, но разобьет их. И сильно не жди помощи от меня. И
Еще не помылся с дороги, не вздремнул пару часов, а уже скоро обед семейный, а к вечеру встреча с Головиным Василием Петровичем и Лукой. Нужно обсудить вопросы наших финансов, да и посмотреть на результат месячной работы Головина, стоит ли его назначать своим «министром экономики».
Обед прошел в той атмосфере, которую я и хотел ощутить сразу по приезду. Ксения даже кокетничала и снайперски стреляла глазками, темными, глубокими. Признаться, глаза меня все же волновали чуть меньше, чем остальное. Поэтому… мы не доели, толком не поговорили, но новую кровать на прочность проверили.
— А мне нравится в этой горнице, — сказала Ксения, растянувшись на новой кровати в моей обновленной спальне.
— Не делай так, не потягивайся, а то еще больше время потратим, а на ночь задора и не хватит! — я улыбнулся, проведя по изящно выгнутому телу жены.
— Худа? Не пригожа? Отчего-то все бабы набирают после рождения дитя, а я, как сохну, — сказала жена, неправильно расценив мои пристальные взгляды.
— Мне так боле по душе. Оставайся такой, — отвечал я, продолжая поглаживать уже спину жены. — Так, а что тебе нравится в горнице?
— Так вот этот сундук перевернутый! Это же зело удобно! И доски эти внутри. Или вот этот сундук с дверцами, — Ксения показала на комод.
— Зови перевернутый сундук шкафом! — я улыбнулся, пробуя подобрать название для комода. — А это… комод.
— И я такое хочу! — по-женски, капризно, даже чуть комично, потребовала жена.
Будет и ей и всему боярству. Это же только работа двух плотников. Грубая, без украшательств. Шкаф просто покрашен красной краской. А построится мебельная мануфактура, может, и не одна. Спрос будет, это точно. Ведь практично и эстетично поставить один шкаф вместо двух больших сундуков. Ну а стульями заменить лавки? Или диваны? Это же вообще — шик, блеск, красота!
В нулевых было дело, когда пару лет я подрабатывал на мебельной фабрике своего, ранее боевого, товарища. Не всегда в первых годах двадцать первого века, когда в Чечне уже стали замиряться буйные головы, было достаточно работы по моему профилю, а денег требовалось все больше. Дочка, жена, покупка квартиры, недешевое лечение матери. Специалистом-мебельщиком тогда не стал, так, по верхам нахватался, но все же для этого времени я великий мастер-новатор.
— Думаю я, что можно было бы нам спать всегда в одних покоях, да и жить. Не по домострою сие, но я так хочу! Оттого обустроим палаты по новому, как ни у кого в мире нет, — сказал я и стал одеваться.
Хотел еще размяться на тренировке с телохранителями, а после вечерний долгий, но очень важный разговор о деньгах. Размахнулся я во внешней политике, польского орла за перья подергал. А есть ли достаточно денег на то, чтобы всерьез русскому двуглавому орлу сцепиться с польским?
Василий Петрович Головин был человеком пожилым, но с внимательными и умными глазами. Я сразу, при первой встрече с ним, выделил важную черту, без которой нельзя и близко подходить к финансам — въедливость и дотошность.