Удивительное путешествие Гертона Айронкестля
Шрифт:
– А у пантер, у тигров?
– спросила Мюриэль.
– Те не злы, - возразил Гертон, - они простодушно кровожадны. Злоба - это преимущество, совершенно чуждое лютейшим хищникам. Это преимущество достигает полного своего развития только у нам подобных. Судя по лицу, этих Коренастых следует отнести к злейшим из людей.
– И то превосходно, - проворчал Фарнгем.
Курам, не понявший ничего из сказанного, горячо произнес:
– Не надо оставлять в живых пленных! Они опаснее змей! Они будут подавать сигналы своим. Почему не отрубить им головы?
Глава V ПИФОН И ВЕПРЬ
В
– Прекрасно!
– сказал Гютри, присутствовавший при опытах.
– Теперь нужно проделать опыт над одним из пленных.
– На это я не имею права, - возразил дядя.
– А для меня это обязанность, - заявил i племянник,колебаться в выборе между сохранением жизни добрых малых или одного из этих бандитов - да это просто безумие!
Взяв стрелу, он направился к одному из пленников, содержавшихся в крепкой палатке. Это был самый кряжистый из всех: ширина его достигала половины высоты. Круглые глаза устремились на гиганта со злобой и суеверным страхом. После минутного колебания, Сидней уколол Коренастого в плечо. Тот съежился, лицо его выразило ненависть и презрение.
– Ну, дядя Гертон, грех я беру на себя, а вы будьте милосердным целителем!
Айронкестль живо прижег рану. В течение получаса никаких симптомов отравления не появилось.
– Ну, вот видите, что я правильно поступил, - сказал колосс, вновь завладевая Коренастым.
– Теперь мы уверены, что прижиганием можем спасти людей также, как и животных.
Как и предсказывал Курам, нового нападения не последовало. Каждое утро экспедиция отправлялась к озеру. Водили двух верблюдов, покрытых попоной из толстого холста, предназначавшегося для ремонта палаток. Негры приносили корм для скота вдобавок к траве и молодым побегам, которые верблюды, ослы и козы щипали на просеке.
Коренастые не появлялись и не подавали никаких знаков своего присутствия.
– Можно подумать, что они совсем ушли, - заметил Маранж на исходе четвертого дня, после того как долго прислушивался к окружающим шумам и легким шорохам и не уловил ничего подозрительного своим тонким, более изощренным, чем у шакала, слухом.
– Они уйдут только тогда, когда их принудят к этому,возразил Курам.
– Они всюду вокруг, но на таком расстоянии, чтобы их не могли ни услышать, ни почуять.
Пленники уже почти оправились от своих ран, кроме того, который был взят в первый вечер. Сохраняя бесстрастную позу, все время настороже, они не отвечали на знаки, с помощью которых Айронкестль и его товарищи пытались объясниться с ними. Неподвижные, точно каменные, лица казались столь тупыми, как морды гиппопотама или носорога. Но все же на их темных душах медленно сказывались два влияния: при виде Гютри их глаза расширялись от ярости, при взгляде на Мюриэль в них отражалось что-то молитвенное.
– Нужно попытаться приручить их с помощью вас обоих,сказал Гертон. Но этот план не понравился Маранжу: что-то во взгляде этих животных оскорбляло его чувство.
Произошло еще событие, к которому путешественники
приступов страха или отвращения. Приход же Айронкестля, лечившего и кормившего его, он встречал с удовольствием.
– Он, видимо, не столь необуздан, как эти скоты - Коренастые,- говорил естествоиспытатель.
– Мы его приручим...
Наконец экспедиция тронулась в путь.
Дремучий лес не был непроходимым. Деревья, хотя зачастую и чудовищных размеров, в особенности баобабы и фиговые пальмы, редко образовывали чащу. Лес не изобиловал ни лианами, ни колючим кустарником.
– В этом лесу уютно, - заметил Сидней, шагавший во главе отряда вместе с сэром .Джорджем и Курамом.- Удивляюсь, отчего здесь встречается мало людей.
– Не так мало!
– возразил Фарнгем.
– В первой полосе мы насчитали по меньшей мере три разновидности черных, что заставляет предполагать о существовании довольно многочисленных кланов. Кроме того, нас преследуют Коренастые, которыми тоже нельзя пренебрегать.
– Они-то и мешают другим людям селиться дальше, - заметил Курам.
Хотя Фарнгем и Гютри оба воплощали тип англо-саксонской расы, с примесью кельтской у американца, между ними была резкая противоположность. У сэра Джорджа была такая же богатая внутренняя жизнь, как у Айронкестля, тогда как Сидней жил порывами. В часы опасности Фарнгем уходил в себя до такой степени, что казался безучастным или погруженным в грезы. Он гнал тогда всякое волнение в тайники подсознания, и на первом плане оставались лишь бдительность чувств и тонкий расчет чисто объективной мысли.
Гютри опасность, наоборот, сильно возбуждала, и во время боя его охватывало какое-то радостное безумие; это ощущение он очень любил, и оно мешало ему сохранять власть над своими решениями и управлять своими поступками.
Словом, Фарнгем был спокойно храбр, Гютри же - радостно храбр.
Так же, как характеры, были различны и их воззрения. Сидней, подобно тете Ревекке, примешивал к своей вере спиритизм и оккультизм. Сэр Джордж всецело подчинялся обрядам английской церкви. И тот, и другой допускали многообразие исповеданий, лишь бы они соблюдали основные заповеди Евангелия.
Два дня прошло без приключений. В молчаливом, глухом лесу только изредка пробегало какое-нибудь животное. Даже птиц не было слышно, кроме попугаев, время от времени испускавших резкий крик.
Ни одного человеческого следа. Фарнгем и Гютри стали думать, что Коренастые отстали. Даже Курам перестал подозревать их присутствие.
На третий день к полудню деревья расступились, образуя что-то вроде лесо-саванны, в которой островки деревьев чередовались с покрытыми травой пространствами и с пустынными местами.