Удивительные истории нашего времени и древности
Шрифт:
Но оставим все это.
Еще древние говорили: «Не бывает на свете пира, который бы не кончился», и, казалось,
Едва прошел веселый *праздник фонарей, А уж настал *день поминанья предков.Далан стал подумывать о том, что давно забросил дела и пора бы ему возвратиться домой. И вот как-то ночью он поделился этим с Саньцяо. Но настолько были сильны их чувства, так их влекло друг к другу,
— Нет, это не годится, — говорил Далан. — О наших отношениях до малейших подробностей знает старуха Сюэ. Кроме того, и хозяин гостиного двора, почтенный Люй, мог что-то заподозрить, видя, как я каждый вечер отправляюсь в город. Да и джонка, на которой нам пришлось бы ехать, как всегда, будет набита торговцами из разных краев — разве удастся уехать незамеченными? А Цинъюнь и Нуаньсюэ? Мы ведь не можем взять их с собой. А когда вернется твой муж и обо всем узнает, вряд ли он оставит так это дело. Прошу тебя, потерпи: в следующем году в эту пору я снова буду здесь, найду укромный уголок, сообщу тебе и мы тайком уедем. Тут уж ни боги, ни дьяволы — никто ничего не узнает. Так будет вернее.
— А если все-таки вдруг случится, что ты в будущем году не приедешь, тогда как? — спросила Саньцяо.
Далан поклялся, что непременно вернется.
— Ну ладно, раз ты мне искренне предан, — сказала Саньцяо, — я тоже буду тебе верна. Только прошу, когда вернешься домой, напиши мне письмо и, как только представится случай, попроси доставить его старухе Сюэ, чтоб я не тревожилась.
— Не беспокойся, я и сам хотел так поступить.
Несколько дней спустя Далан подрядил джонку, погрузил в нее закупленное зерно и пришел к Саньцяо проститься.
В эту ночь они были особенно нежны друг с другом, и предстоящая разлука казалась им невыносимой. Поговорят они, поговорят и заплачут, потом безудержно предаются любви. Ночью они так и не сомкнули глаз. В пятую стражу оба поднялись. Саньцяо достала из сундука дорогую вещь, которую называли «жемчужная рубашка», и поднесла ее Далану.
— Эта рубашка передавалась из поколения в поколение в семье моего мужа, — сказала она ему. — В знойные дни, когда надеваешь ее, ощущаешь приятную прохладу. Сейчас, когда с каждым днем становится жарче, она тебе как раз пригодится. Дарю ее тебе на память, и, когда наденешь ее, пусть тебе кажется, что это я прильнула к твоей груди.
Далан разрыдался. Он и слова не мог произнести в ответ и сидел поникший. Тут Саньцяо собственноручно надела на Далана рубашку, приказала служанке открыть ворота и сама вышла проводить его до ворот. Они расстались, без конца прося друг друга беречь себя.
Стихи говорят:
Когда-то, роняя слезы, супруга она провожала; А нынче, рыдая, расстаться с новым любимым не может. Изменчивы женские чувства, словно текучие воды: Сегодня — с дивною птицей, с птахой залетною — завтра.Но поведем наш рассказ дальше. Далан каждый день теперь надевал эту жемчужную рубашку, да и вообще ни на минуту с ней не расставался: даже ночью, когда ложился спать, держал ее при себе в спальном мешке.
С попутным ветром через каких-то два месяца Далан уже добрался до города Фэнцяо, что в области Сучжоу. Фэнцяо был центром, где сосредоточивалась торговля деревом, зерном и многими другими товарами. Чтобы сбыть свой товар, он, разумеется, остановился в одном из торговых подворьев, куда обычно заезжали торговцы зерном и где они хранили свою кладь.
Но оставим подробности по этому поводу.
Однажды, на пиру у своего земляка, Далан встретил торговца из Сянъяна. Непринужденный в своих манерах, красивый молодой человек был не кем иным, как Сингэ. Оказывается, Сингэ закупил в Гуандуне жемчуг, панцири черепах, сапановое и орлиное дерево и вместе с попутчиками выехал из Гуандуна; все, с кем он ехал, собирались сбыть свой товар в Сучжоу. Сингэ давно уже слышал, что «рай — на небесах, а на земле — *Су, Хан», и знал к тому же, что это большие портовые города. Не мудрено, что ему очень хотелось побывать там, продать товар, и уж тогда возвращаться домой. В Сучжоу он прибыл еще в минувшем году, в десятом месяце. Поскольку некогда в торговых делах он скрыл свою настоящую фамилию и все называли его молодым господином Ло, то при встрече с Сингэ у Далана не возникло никаких подозрений. Сингэ и Далан были ровесниками, оба были схожи и по внешнему виду, и в манерах. Случайно познакомившись, они разговорились и прониклись взаимной симпатией. Узнав, где кто остановился, они потом довольно часто навещали друг друга и вскоре стали друзьями.
Покончив с делами и получив все, что ему полагалось по счетам, Сингэ собрался уезжать и зашел к Далану проститься. Далан подал вино, угощение; они сидели и вели дружескую, откровенную беседу. Был уже конец пятого месяца, дни стояли жаркие, оба за вином скинули с себя верхнюю одежду, и тут Сингэ увидел на Далане свою жемчужную рубашку. Крайне удивленный, он не осмелился сказать, что рубашка эта его, и только заметил, какая она, мол, красивая.
Поскольку молодые люди стали друзьями, то Далан решился спросить:
— В вашем городе, на Большой базарной улице, живет некто Цзян Сингэ. Знаете ли вы его, брат Ло?
Сингэ, уже настороженный, ответил:
— Я давно не был дома, но помню, что там есть такой человек; правда, сам я с ним не знаком. А почему вы спрашиваете о нем, брат Чэнь?
— Не буду скрывать от вас, я в некотором отношении с ним связан, — ответил Далан и рассказал Сингэ всю историю его любовных отношений с Саньцяо. При этом он дотронулся рукой до жемчужной рубашки и, глядя на нее, прослезился: — Это она подарила ее мне. Прошу вас, раз вы возвращаетесь туда, сделайте мне одолжение — передайте письмо, которое я написал. Завтра я его принесу.
— Пожалуйста, пожалуйста, — отвечал Сингэ, а сам про себя подумал: «Бывают же такие невероятные вещи! Но доказательство — жемчужная рубашка. Значит, это не пустая болтовня». В груди у него словно иглами закололо; под каким-то предлогом он отказался пить, быстро поднялся, простился и ушел. Вернувшись к себе, он не переставал обо всем этом думать, и чем больше думал, тем сильнее выходил из себя. Как хотелось ему овладеть магическим способом сокращать расстояния, чтобы в мгновение ока очутиться дома. В ту же ночь он собрался, а рано утром был на джонке.