Удивительные истории нашего времени и древности
Шрифт:
Вот слова, которые можно привести в подтверждение этой истории:
Хотя до конца своих дней супругами нежными были, Но, право, позорно жене наложницей вдруг оказаться. Воздастся за зло иль добро лишь так, как положено будет: От нас ведь вершок до него — до чистого, синего неба. Ли
Жил в *Чанъани при *танском императоре *Сюань-цзуне в годы его правления под девизом *«Тянь-бао» один образованный человек по фамилии Фан, по имени Дэ. Это был высокий, крепкого сложения мужчина лет за тридцать с широким благородным лицом. Семья была бедной, ему самому вечно не везло, и жить приходилось только на то, что выручала своей прялкой его жена, урожденная Бэй. Стояла уже глубокая осень, а Фан Дэ все еще носил на голове рваную косынку и ходил в старом летнем платье, которое совсем обветшало, висело клочьями и скорее походило на дождевик из травы. «Становится все холоднее. Как в таком виде показываться людям на глаза?» — подумал Фан Дэ и, вспомнив, что жена приберегла два куска холста, решил выпросить их у нее себе на платье.
Госпожа Бэй была женщиной ограниченной, бессердечной и злой. К тому же еще сварливой и языкастой: язык у нее был острее ножа, за словом она в карман не лезла — на все у нее был готов ответ, и своими разглагольствованиями она могла мертвого поднять на ноги, а живого вогнать в гроб. Она часто обрушивалась на Фан Дэ за то, что он ни к чему не пригоден, дармоед, мол, сидит у нее на шее. А тому все не везло, сказать в ответ было нечего, приходилось постоянно ей уступать, и постепенно дошло до того, что он стал даже ее побаиваться.
Когда зашел Фан Дэ, жена его как раз размышляла о своей горькой доле, о том, что с таким ничтожеством, как ее муж, не дождаться ей лучших дней, и сетовала на то, что родители так неудачно выдали ее замуж и сгубили ей жизнь. От этих мыслей она пришла в дурное расположение духа, а тут еще Фан Дэ со своей просьбой.
— Этакий верзила, а заработать ничего сам не может, живет за счет женщины! — выведенная из себя, набросилась она на мужа. — Теперь, оказывается, я еще и одевать его должна! Да как у тебя, бесстыжего, язык повернулся выговорить этакое?
Фан Дэ побагровел. Но выхода не было, пришлось стерпеть обиду.
— Госпожа, я всегда был тебе глубоко признателен за то, что ты делаешь, — смиренно отвечал он. — Теперь я беден и ничего собой не представляю, но ведь настанут и хорошие дни; если ты одолжишь мне это полотно, то потом, когда я получу должность и разбогатею, я щедро отблагодарю тебя за твою доброту.
— В твои-то годы да еще с такой вот рожей! Где уж тебе разбогатеть! — замахала на него руками жена. — Разве что с неба посыпятся деньги или ограбишь кого! Уже столько лет дурачишь меня этими сладкими речами, что больше я тебе не верю. А на полотно не рассчитывай: из этих двух кусков я себе сошью платье на зиму.
Итак, Фан Дэ ничего не получил. Мало того, ему пришлось еще выслушать столько неприятных слов, что он готов был сам обрушиться с бранью на жену. Однако, зная, какой у нее язык и какая глотка, побоялся, как бы не услышали соседи, а потому не стал с ней спорить, сделав вид, что ничего не произошло. Как говорится, «злись, да помалкивай», и Фан Дэ, с обидой в душе, ушел из дому, надеясь занять немного денег у родных или знакомых.
Долго ходил он по городу, но денег так и не раздобыл. Даже погода в этот день была против него: как назло, вдруг поднялся ветер, полил дождь. Ветер трепал его лохмотья, и они шуршали, как падающая листва, а все тело от холода покрылось гусиной кожей. Впереди был старый храм, и Фан Дэ побежал к нему, чтобы укрыться там от непогоды. Храм этот назывался Буддийский храм заоблачного сияния. Оказавшись в воротах храма и оглядевшись, он заметил, что на пороге, под навесом левой галереи, сидит какой-то высокий мужчина. В зале храма монах нараспев читал молитвы. Фан Дэ присел возле правой галереи и уставился на небо. Дождь понемногу стихал. «Надо идти, — сказал он сам себе, — того и гляди, снова припустит». Он уже поднялся и собрался было выйти на улицу, но, обернувшись, вдруг заметил на стене изображение птицы: крылья, туловище, лапы, хвост, — все было выведено, не хватало только головы. И есть же на свете такие безмозглые люди: сам ходит голодный, холодный, о себе не может позаботиться, а увидел — на стене нарисована птица, позабыл обо всем и давай разглядывать рисунок и рассуждать про себя: «Странно, я не раз слышал, что, когда рисуют птицу, начинают с головы. Отчего же здесь ее рисовали не так, как обычно? И почему не дорисовали ее до конца?» Раздумывая над этим, Фан Дэ продолжал разглядывать рисунок и ему даже стало казаться, что птица изображена весьма удачно. «Хоть я и профан в этом деле, — продолжал рассуждать Фан Дэ, — но подрисовать голову птице не сложно. Почему бы мне и не закончить этот рисунок?» — решил он и тут же пошел в зал, попросил у монаха кисть и, напитав ее тушью, подрисовал птице голову. Вышло, в общем, не так уж плохо. «Учись я этому делу, из меня бы вышел художник», — довольный собой, подумал Фан Дэ.
Надо сказать, что едва Фан Дэ взялся за кисть, как мужчина, которого он заметил на левой галерее, подошел и стал наблюдать за ним. И вот теперь, окинув Фан Дэ с ног до головы внимательным взглядом, незнакомец, приветливо улыбаясь, обратился к нему:
— *Сюцай, разрешите поговорить с вами?
— Кто вы такой? — удивленно спросил Фан Дэ. — И что вы хотите мне сказать?
— Не расспрашивайте меня, сюцай. Следуйте за мной, и вы не прогадаете.
Фан Дэ, который именно в этот день оказался в очень тяжелом положении, обрадовался, когда услышал, что ему сулят какую-то выгоду. Он тут же вернул монаху кисть, оправил платье и последовал за незнакомцем. Дождь к тому времени прекратился, ветер стих; правда, на улице еще было мокро и грязно, но Фан Дэ это ничуть не тревожило. Выйдя из храма, они пошли прямо через ворота Шэнпинмэнь и вскоре оказались в районе Лэююань. Это было пустынное и безлюдное место. Возле маленьких боковых ворот одного дома спутник Фан Дэ остановился и трижды постучал. Вскоре какой-то человек открыл ворота и вышел им навстречу. Это тоже был здоровый высокий мужчина. Увидев Фан Дэ, он просиял, подошел к нему и стал его приветствовать. «Что это за люди — тот и другой и зачем я им понадобился?» — недоумевал Фан Дэ и спросил:
— Чей это дом?
— Пожалуйста, пройдите, и вы все узнаете, — ответили ему.
Фан Дэ прошел вперед, за ним заперли ворота и повели за собой. Фан Дэ огляделся: это был запущенный сад — кругом высокий бурьян да густые заросли терновника. Петляя по извилистым тропинкам сада, они дошли до старой полуразрушенной беседки. Оттуда навстречу им вышли человек пятнадцать — все как на подбор рослые детины со свирепыми лицами и здоровенными ручищами. Увидев Фан Дэ, они радостно заулыбались: «Просим, сюцай, проходите!»
«Странные они какие-то, — размышлял Фан Дэ. — Интересно, о чем они хотят говорить со мной?»
Фан Дэ провели в беседку. Когда обычная при встрече гостя церемония приветствий была закончена, Фан Дэ усадили на скамейку и осведомились о его фамилии.
— Моя фамилия Фан. Но скажите, о чем вы хотели поговорить со мной?
— Не стану скрывать от вас правды, — начал тот, что привел сюда Фан Дэ. — И я и мои собратья — *рыцари рек и озер, и занимаемся мы делом, которое не требует капитала. Все мы тут только смелые и отважные люди, и вот недавно дело обернулось так, что мы чуть не поплатились жизнью. Мы решили обратиться с мольбою к небу, чтобы оно ниспослало нам сметливого и мудрого удальца, которого мы могли бы признать нашим старшим братом и которому во всем стали бы подчиняться. Птица без головы на стене в Буддийском храме заоблачного сияния — это наша просьба к небу и наша клятва. Этим изображением мы хотели сказать, что есть у нас и крылья и оперение, а головы не хватает. Если нам суждено процветание, то небо пошлет нам смелого молодца, который дорисует нашу птицу, и мы поклялись пригласить его и признать своим атаманом. Прождали мы не один день, но такой человек не являлся. И вот наконец небо услышало нашу просьбу и, к нашей радости, послало нам вас. Глядя на вас, вашу величественную осанку, сразу можно понять, что вы — человек, в котором непременно должны сочетаться и ум и отвага. Поистине, само небо велит вам быть атаманом! С этого дня мы будем у вас в полном подчинении, и все теперь у нас пойдет спокойно и хорошо. Что вы на это скажете? — спросил он под конец и крикнул своим: — А ну-ка, поскорей зарежьте барана, и мы принесем жертву небу и земле.